Яницкий Владимир Владимирович
Царство мордастое
Владимир Владимирович ЯНИЦКИЙ
ЦАРСТВО МОРДАСТОЕ*
ОГЛАВЛЕНИЕ:
Срок один
Двадцать пять
Новый срок
Обычная история
Жил-был художник один
Следующий
Смена караула
Все - зеки
Любимые портреты
Паек и рацион
Запеканка по-стахановски
Хорошо жить
Темные черточки в отдалении
Две рабочих смены и турнепс
Рацпредложение Лисы
Знаменитая теплушка
Начальник не замерзнет
Тепло одет
Шайтан-гора
Природная могила
Директива решимости
Проявление несимпатии
В отпуск домой
Справедливости ради
Клятва
Как играли
Дядя Ваня-шакал
И другой
Архитектурный стиль
В метель
Мыши
Верные друзья
Врачи
Откуда ветерок
Еще статья
Симкина свадьба
Отец и сын
Значение термина
Вражда
Кто они
И почему
Завязал
Восстановление в правах
Дуэль
Петля на шее
У костра
Удачный побег
Труп на вахте
Оркестр
Ключ в двери
Брошенные лагеря
________________________________________________________________
Срок один
Характерно, что бандит, убивший двадцать человек, растлитель малолетних, последний зверюга, отсиживает такой же срок, какой, допустим, слесарь-сборщик, однажды сказавший, что "студебеккер" - отличная машина. "Восхваление иностранной техники!" - значит, враг народа, значит, политический.
_______________
* Гонорар за рассказы автор перечисляет в фонд Мемориала жертвам
сталинизма.
Двадцать пять
Один дух железную дорогу всю спустил налево - двадцать пять лет получил, другой трансформаторной ленты украл - столько же: хищение соцсобственности - одинаково. Тогда многие сидели за трансформаторную ленту, она хорошо шла на подошвы ботинок. За две машины картошки, как и за два присвоенных миллиона - двадцать пять.
Кто троих убил, ходит посмеивается: а мне десять дали.
Новый срок
Срок у него минимальный - четыре месяца. В шахту идти - "не пойду". Кум рядом смекает: "Ага, антисоветский саботаж - пятьдесят восьмая, пункт четырнадцатый - десять лет".
Обычная история
Заключенный лагеря - участник революции и гражданской войны, два ордена Красного Знамени, обращается к начальнику лагеря: "Понимаешь ты или нет, что я Советскую власть строил?!" Тот все понимает.
Жил-был художник один
На одном заводе еще недавно работал художником человек. Теперь он на пенсии. Немцы с него в концлагере сняли скальп. И он хорошо помнит того немецкого профессора, который возглавлял лабораторию. В плену у немцев он был четыре года. Последующие десять он находился в нашем лагере за то, что находился в немецком. Всего четырнадцать. У него есть парик, наколка и некоторые впечатления для сравнения.
Следующий
Люди выходили из трюма корабля, стоящего на причале, бесконечной длинной лентой. Голова колонны уже приближалась к сопке, а хвост все никак не показывался из трюма. Тысячи, много тысяч людей. Казалось, они идут с морского дна через корабль, который служит воротами.
У трапа стоял начальник конвоя и бил большим деревянным молотком по спине каждого сходящего с трапа на землю: р-раз! два! Он считал до четырех, конвоир отмечал четверки на учетной доске. И тут, как ударил очередного и замахнулся на следующего, этот следующий вдруг так на него посмотрел, таким жгучим и пронзительным взглядом, что опустилась рука начальника конвоя, содрогнулся он от страшной, почти физической силы этого взгляда и ничего уже понять не мог.
А люди шли мимо, шли и шли. Их надо было пересчитать, перед тем как убить, перед тем как прекратить вообще всякий счет их здоровью, состоянию духа, жизням, перед тем как набить их трупами рвы, где их никто и никогда больше не сочтет, - и для удобства в счете, чтоб не сбиться, требовалось ударять по спине: р-раз! два! три! четыре! - отметка сделана, следующий!
Смена караула
- Врагов народа из-под охраны сдал.
- Врагов народа под охрану принял.
Все - зеки
Охранники на вышках - зеки, все начальство лагерное - зеки, сам начальник лагеря - зек. На три лагеря один оперуполномоченный - не зек, остальные - все зеки. Сами сидят, сами себя и охраняют.
Любимые портреты
Знаменитая четверка - Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин - вытатуирована во всю грудь. На зоне старый вор спросит: "Ты что, в партию вступил?"
А портреты - дело такое: попал под трибунал, стрелять нельзя. В приговоре объявляется: свой, но оказался под влиянием враждебных элементов, следует срок, а не расстрел.
Расскажет все это вору, как портреты его спасли. А вор ему возразит: "Стреляют-то не в грудь, а в голову, ты бы еще на лбу их вытатуировал".
Стреляют не просто в голову, стреляют в затылок, однако спасли портреты - факт.
Паек и рацион
Для примера. В шахте килограмм хлеба в день. Забойщику - кило двести. "Поверхностным" рабочим - 750, на лесоповале - 800 граммов. Вальщикам килограмм. В каменоломнях и шпалорезах - 800 граммов. Тюрьма следственная - 450. Пересыльная тюрьма - 550. Закрытая тюрьма - 600. Изолятор - 300 граммов, на четвертые сутки горячая пища. Городской лагерь - 650.
Кроме хлеба - турнепс, жмых, соя, рыба низших категорий. Варили с чешуей, с кишками. Картошка шла нечищеная.
Приварок ограничен. В лагерях от Урала и восточнее в пищу шла китайская крупа - чумыза и гаолян, нередко китовое мясо. Ничего вдоволь. Мечта была нажраться хоть муки с кипятком. Как выйду на волю - ведро сожру. Именно ведро, не меньше, меньше чем о ведре и не думалось даже, неужели на воле ведра не найдется? Найдется. Вот как выйду, так и сожру первым делом муки, ссыпанной в кипящую воду, - затирухи.
Запеканка по-стахановски
Стахановский дополнительный паек представлял собой две запеканки из соевой муки длиной приблизительно десять сантиметров, шириной сантиметров пять и высотой три.
Хорошо жить
Лежать на масле, а салом укрываться называлось хорошо жить.
Темные черточки в отдалении
Росомаха способна бежать за людьми довольно долго. На снегу она оставляет небольшие следы, напоминающие следы младенца, если бы он ходил босиком. У нее длинные острые когти, которыми она разрывает мясо. Выпив кровь и выжрав внутренности, она оставляет блюдо. Вид людей вызывает у росомахи волчий аппетит. Их много, они идут далеко от нее, близко к ним она боится подойти. Кто-нибудь из них обязательно упадет, обязательно, вот сейчас. Нет, не упал. Показалось. Покачнулся просто. Острыми звериными глазами росомаха вглядывается в узенькую полоску черных палочек, теряя на снег под лапы обильную слюну. Не может быть, чтобы за целый день, вот сколько она бежит, никто не упал. Это случится обязательно. И тогда она разорвет с урчанием темную несъедобную шкуру и вонзит клыки. И будет наконец сыта.