— Константин Кириллович, нужно ли говорить, как это важно? Попробуйте вспомнить, что это был за человек?
— Юлия Сергеевна, честное слово, больше ничего не помню.
— Лещенко упоминал его имя?
— Имя упоминал, но я его не помню. То ли Виктор, то ли Владимир, но не ручаюсь ни за то, ни за другое.
— Этот человек был ленинградцем? Или приезжим? В разговоре это сразу чувствуется.
— Скорее, ленинградцем.
— Молодым? Старым? Об этом тоже можно сказать.
— Думаю, молодым, старого человека Арвид Петрович назвал бы по отчеству.
— А что это была за монета?
— Не знаю. Но наверняка монета представляла интерес — иначе не возникло бы и этого разговора.
Пытаюсь выжать из Уварова что-то еще, касающееся Виктора-Владимира, но в конце концов понимаю — ничего нового Константин Кириллович вспомнить не может. Меняю тему:
— О других знакомствах Лещенко не упоминал?
— Если не считать меня, постоянно к нему заходили только два человека — Сурков и Долгополов.
— Сурков?
Уваров с интересом смотрит на меня:
— Да, Сурков, а что?
— Он живет в этом доме?
— Здесь, на восьмом этаже.
Любопытно. Во время допроса Сурков не сказал мне, что близко знаком с Лещенко.
— Сурков нумизмат?
— Поостерегся бы назвать его этим словом. Интересуется монетами, не более того.
— Уточните, пожалуйста. Что значит «интересуется»?
— Держит дома около трехсот монет, не представляющих серьезного интереса.
— Кто такой Долгополов?
— Есть такой Эдуард Долгополов. Работает, кажется, в системе торговли.
— Тоже нумизмат?
— Да, Долгополов — из средних собирателей, таких обычно называют «на подхвате».
— Сколько ему лет?
— Около тридцати.
— Что вы можете сказать о нем?
— Почти ничего… Извините, но я стараюсь избегать общения с людьми типа Долгополова.
Смотрю на Уварова; поняв значение моего взгляда, он качает головой:
— Нет, Юлия Сергеевна, Долгополов категорически не подходит под ваше описание «высокого шатена». Долгополов брюнет, ниже среднего роста, довольно худой.
— Где он живет?
— Кажется, на Петроградской стороне.
— У вас нет его телефона?
— У меня нет, но телефон Долгополова наверняка есть у Лещенко, они общались часто.
— Чем же было вызвано такое частое общение?
— Не хочу давать оценок, вы сами увидите, кто такой Долгополов. Знаю одно: никакой дружбы здесь не могло быть, скорее, такому человеку, как Лещенко, нужен был помощник, и Долгополов добровольно взял на себя роль личного секретаря Арвида Петровича. Думаю, не без выгоды для себя. Очень даже не без выгоды.
— Сурков? Что связывало с Лещенко его?
— Наверное, близкое соседство. Не нужно забывать, при всей осторожности Арвид Петрович был человеком одиноким. Ну и, конечно, сосед, которому всегда можно позвонить, попросить зайти, поневоле становится частым гостем.
— Константин Кириллович, когда вы в последний раз видели Лещенко?
— Вчера. Зашел к нему около двух, я всегда захожу днем. Заходил.
— Он был здоров? Уточняю, он был в своем обычном, нормальном состоянии?
— Да, в самом обычном. Мы поговорили, выпили кофе, я посидел и ушел.
— Может быть, у Лещенко были какие-то подозрения, опасения?
— Никаких.
— После этого вы ему не звонили?
— Нет.
— Сегодня утром? В одиннадцать.
— Нет, и утром не звонил. Все утро я работал у себя в мастерских, дозвониться оттуда сложно.
— Дело в том, что кто-то позвонил Лещенко сегодня в одиннадцать утра, и мне очень важно выяснить, кто это был. Наверняка вы знаете многих ленинградских нумизматов. Просто людей, как-то связанных с Лещенко. Если представится возможность узнать что-то об этом звонке, а также о высоком шатене и упомянутом вами Викторе-Владимире — пожалуйста, сообщите мне.
— Обязательно сообщу.
9
Оформив визу и взяв на «Академике Медникове» багаж, за два часа до вылета Пайментс уже стоял у стойки регистрации международной секции Пулковского аэровокзала. После оформления документов подождал, пока его багаж будет досмотрен на таможенном пункте. Получив квитанцию, сел в кресло в зале ожидания.
Потом, когда объявили посадку, пройдя вслед за инспектором в комнату для досмотра, кинопродюсер дал таможенникам возможность тщательно осмотреть одежду, белье, обувь. Досмотр производился быстро, но тщательно. Промяв напоследок швы, простучав и проверив шилом каблуки, инспектор Белков сказал со вздохом: