- Пойди, в комнате на постели лежит твое платье и туфли. - Женщина сделала движение рукой, приказывая мне повиноваться. Я молча ушла, оглянувшись у низких дверей барака.
У меня не было раньше ни своего платья, ни туфель. Наверное, этот человек купил их мне. Раз он делает подарки, значит, он хороший. По крайней мере, не сильно плохой. Вошла еще одна няня. Сняв с меня грязный старый сарафан, она хорошенько натерла мою шею, руки и ноги мокрой кусачей мочалкой и только после этого натянула на меня платье. Оно оказалось больше на два размера, но все равно нравилось мне - такое чистое и красивое!
И вот я уже удалялась от единственного дома, который знала, оглядываясь на каждом шагу и спотыкаясь. Человек вел меня, сжимая холодными пальцами мою маленькую руку. На душе моей было так грустно и плохо, словно меня предали. Печальные лица моих друзей, торчащие из-за забора и в щелях между досками, провожали нас взглядами до самого поворота, пока мы не скрылись из виду.
Жизнь в таком месте многому учит. Малыши все еще верили в то, что однажды мама вернется за ними и заберет домой, где будет любить и баловать. Но дети постарше, умудренные горьким опытом, уже ничего не ждали, а просто с сожалением наблюдали за время от времени уходящими в неизвестность друзьями.
Незнакомец шел быстро, я едва за ним успевала. К восьми годам я уже много чего узнала, поняла и умела здраво рассуждать. Разве должен ребенок в восемь лет быть таким? Я шла молча, не упираясь и торопясь, подстраиваясь под быстрый и мелкий шаг ведущего меня человека. Как только двор скрылся за поворотом, я поняла, что старая жизнь закончилась и больше никогда не вернется. Теперь я буду жить в другом месте и с другими людьми. Старик молчал и я не хотела говорить. Но мне очень нужно было узнать, куда меня ведут и зачем.
Мы подошли к старой машине-развалюхе, он помог мне сесть на заднее сиденье. Двери жалобно заскрипели, мотор вздохнул и мы двинулись в путь.
Вскоре знакомые зеленые луга сменились незнакомыми плохо асфальтированными дорогами и я поняла, что мы уехали далеко. Мотор тарахтел, кашлял и захлебывался на подъемах, в незастекленное окно влетал горячий летний воздух, раскидывая мои волосы по лицу и поднимая их вверх к самому потолку. Машина вырвалась из тесных сельских улиц на свободу - дорога тянулась через зеленеющие поля, уходящие в даль, за самый горизонт. Ровные ряды сахарной свеклы на одном поле, цельный кусок пшеничного поля, шум шелестящей на ветру кукурузы на другом… Я закрыла глаза, представляя, что сижу на заднем сидении красивой новой машины, а за рулем мой отец и мы едем домой…
Когда солнце было уже в зените, моя голова раскалывалась от постоянной тряски, а желудок урчал в такт мотору, мы добрались до пункта назначения - это был огромный добротный дом на окраине какого-то незнакомого поселка. Высокий свежевыкрашенный забор пока еще скрывал от меня двор, но я уже слышала блеяние ягнят и кудахтанье кур.
Мы остановились у ворот. Машина дернулась, громко бахнула и заглохла. Эффектное появление. Незнакомец помог мне выйти из машины и подтолкнул в спину рукой. Я пошла к воротам, которые распахнулись, как только мы подошли ближе. Нас встречал какой-то старик. Увижу ли я хоть одного молодого человека? Будут ли тут другие дети? Полюбят ли меня здесь?
- Пелагея Федоровна уже заждались. - Сказал он моему сопровождающему, не обращая на меня абсолютно никакого внимания, словно я не стояла прямо перед его носом. - Стол уже накрыт, гости собрались.
Я услышала слово “стол”? В ту же секунду я ощутила жуткий голод - мы были в пути около трех часов, ни разу не остановились и даже не перекусили! Сейчас я бы не отказалась от каши с яичницей или хотя бы кусочка вчерашнего хлеба.
Мой сопровождающий пошел вперед к дому, словно забыв обо мне, но я пошагала следом, и тут же была перехвачена молодой девушкой.
- Стой, глупая! Куда ты? - спросила она, смеясь, держа меня за руку.
- Я иду есть. - Ответила я со всей детской непосредственностью.
- Тебе не туда. Там живут хозяева. А ты будешь жить здесь. - Девушка указала рукой на пристроенный к конюшне флигель.
- Здесь? Почему?
- Так хозяйка распорядились. Пойдем!. - Она взяла меня за руку и повела в мой угол. - Меня Ариной зовут, а тебя?
- А я Аня. - ответила я, оглядывая широкий двор, заставленный сараями и засаженный зеленью. - Что это за место?
- Это дом твоей названой бабки, Пелагеи Федоровны.
- Названая бабка? - опешила я. - Это как? Откуда у меня бабка?
Арина пожала плечами и отворила двери. Внутри флигеля было чисто и даже уютно - печь, кровать, маленькое окошко, столик и стул.
- Здесь ты будешь жить, Аня. - Сказала она. - А кушать будешь с нами вместе.
- С вами?
- Да, с работниками. Сюда на двор приходят работники, а живем здесь я, да супруг мой, Степан. Вот с нами кушать-то и будешь.
- Спасибо, Арина. - ответила я, усаживаясь на свою новую кровать и удивляясь ее интересному говору.
- Ты передохни с дороги, а я пока стол накрою. Как раз к обеду поспели.
Она ушла, оставив меня одну. После езды на таком разбитом корыте, я чувствовала себя изможденной: голова болела, кости ломили. Я сняла свои новые, но покрытые слоем пыли туфли и с ногами залезла на кровать. Сколько еще ждать? Когда я увижу свою названую бабку? Рада ли она видеть меня? Зачем меня забрали из приюта? И, самое главное, кто назвал ее моей бабкой? Такое имя - Пелагея...
От этих мыслей меня оторвала Арина. Она отворила дверь и позвала за стол. Я поспешила помыть руки и занять место за небольшим столиком в их с мужем флигеле. Здесь было точно так же чисто и уютно, как и у меня, но комната была гораздо больше. На печи кипела похлебка, в сковороде доходили пирожки. За столом уже сидел ее муж Степан, в ожидании.
- Приятного аппетита! - пожелал он, подмигнув мне. Степан показался мне одним из тех богатырей с картины.
- Спасибо! - ответила я, улыбнувшись. Любое проявление теплоты всегда вызывало во мне ответные чувства. - Приятного аппетита.
Когда теплая гречневая каша с котлетой были запиты вкусным компотом и в желудке появилась приятная тяжесть, я решилась спросить, когда я увижу бабку и зачем меня сюда забрали, где они были восемь лет и чего теперь от меня хотят? На эти вопросы у Арины не нашлось удовлетворительных ответов, хотя я узнала следующее: бабка мне не родная, она была первой свекровью моей матери. Кроме нее здесь жил еще ее муж. Других родственников у меня не было. Причину, по которой они меня забрали, ни Арина, ни Степан не знали. Увидеться с бабкой я должна завтра, сегодня у нее гости.
Поздно вечером, когда уже давно смерклось и на дворе все совсем затихло, я услышала шаги - Арина возвращалась в свой флигель.
- Как ты тут, Аня? - шепотом спросила она, заглянув в мое окно. - Не страшно самой-то?
- Нет, Арина, совсем не страшно. - Ответила я, приврав. Я уже давно пряталась под одеялом, накрывшись с головой на кровати. - А ты откуда идешь?
- Да гости разъехались, я убралась в зале, да посуду перемыла. Пелагея Федоровна любят просыпаться в чистоте. Готовься завтра на аудиенцию. Спокойной ночи!
- Спокойной ночи, Арина. - Прошептала я, укладываясь под одеяло.
Сон не шел. Я крутилась в своей постели почти до самого утра. Чистая мягкая постель была непривычна, свежий воздух и, самое главное, тишина - все это было новым и необычным. Вечер и ночь я провела одна, в своем флигеле слушая, как где-то в сарае вздыхает корова и конь лягнет пару раз копытом по кирпичному полу - и снова тишина.
Как описать мои чувства? Впервые за восемь лет я осталась абсолютно одна. Во дворе мычала и кудахтала скотина, возились уходящие домой работники, из дома доносились звуки музыки и смех. Я сидела у открытого окна, подперев щеки руками, слушая приглушенные звуки праздника и размышляя над тем, что будет завтра - вдруг я не понравлюсь им? Что будет, если понравлюсь? Заберут ли меня в дом? Где я буду жить? Где буду учиться? Отправят ли меня назад в приют, если я не подойду, или выгонят за ворота и я буду скитаться одна по улицам в поисках еды и крыши над головой? Тогда я впервые задумалась о своем отце и моих счастливчиках брате и сестре, которых он не бросил. Почему он так поступил именно со мной? Где они сейчас? Живы ли? Вспоминает ли кто-то из них обо мне, или они думают, что я умерла? Как всегда, я задавала слишком много вопросов, на которые никто ответить не мог.