Гренада, Сакрамонте, или Пещерные Жители.
Все это произошло в Гренаде, куда мы приехали, не представляя себе, что мы будем там делать и где спать, но с желанием побывать в настоящем старинном испанском городе. И Гренада не подвела, оказавшись древней, испано-мавританской, бирюзово-мозаичной, с испанским променадом (Paseo de los Tristes, улицей Печалей) под мавританской Альгамброй, литыми решетками с причудливыми мусульманскими орнаментами и прочей старинной красотой. На длинной Пласа Нуэва в самом центре толпилась кучка разномастных бродяг, к которой мы и прибились.
Дорогу на Сакрамонте нам показал итальянский наркоман, только что вернувшийся с опийного дербана под Севильей, и подаривший нам маслянистый катышек опиума. Когда мы поинтересовались, где тут ночевать, он спросил: «Вам что больше нравится, сквот или пещеры?» Со сквотом все было понятно, опять захламленный полный народу дом, а вот пещеры – это что-то интересное. И он провел нас вдоль Альгамбры, потом маленькими улочками в гору, где домики стали называться куэвас (пещерами), и действительно, были наполовину вмурованы в скалу. Дальше улица кончилась и перешла в тропинку, ведущую вверх, мимо пещер уже настоящих, но необитаемых, и привела на вершину. Пещеры здесь были живописно разбросаны по нескольким ярусам вдоль склона, над ними из толщи горы торчали обмазанные глиной дымоходы, перед входами иногда встречались площадки с навесами от солнца, выложенные камнями очаги со старыми креслами вокруг, а в одну пещеру даже вмазана цементом самая настоящая дверь с замком. И, самое главное, эти пещеры были заселены. Населением, примерно тем же, что на Пласа Нуэва, только почти совсем раздетым.
В общем, на Сакрамонте нам понравилось, потому что горы до горизонта, свежий ветер и вообще как-то волшебно. Да и пешком от Альгамбры 20 минут. Мы немного болтаем с итальянцами и спешим обратно, на станцию, забрать рюкзаки из камеры хранения. Кстати, нам рассказывают, что здесь есть некий русский Саша, отличный парень, играющий на саксофоне – но Сашу мы оставляем на потом, а то темнеет.
Почти бегом добравшись до вокзала, мы оказываемся перед запертыми дверьми – оказывается, на ночь он закрывается. Вот это да. Гренада в горах и ночи тут холодные, без спальника плохо, поэтому я обхожу ограду до места поукромней и перемахиваю через нее на вокзал. И, вынимая из ячейки рюкзаки, чувствую как мне под лопатку упирается что-то твердое.
«Буэнос ночас, сеньор!»
Медленно поворачиваясь к полицейскому, я изображаю самое широкозубое дружелюбие и безобидность. Но есть еще языковая проблема.
«Пор фавор!" (это, я точно знаю, дружелюбно, и означает «Пожалуйста!») "Йо пердидо мон... ээээ... багажо! Эстансия э ферма! Проблема! Йо нон э-э-э sleeping bag. Sleeping bag нессесито мучо. Пара дормир э-э-э дормар. Экскьюза, сеньор!»
Похоже, дружелюбность доведена до сведения охранника убедительно, потому что он посмеивается, но значительно постукивает дубинкой по ладони, чтобы я боялся. И говорит что-то ехидное, в чем я улавливаю «ta casa» (твой дом), вроде: а к себе домой ты тоже так заходишь? Нет, нет, не хожу и всячески сожалею. Он доводит меня до дверей, открывает их и желает спокойной ночи.
И мы мчимся назад. Темнота уже сгустилась, поэтому мы без остановок пролетаем мы мимо карнавальных сценок гренадской ночной жизни, и я успеваю удивиться, неужели здесь так всегда (потом узнаю, что не совсем, мы попали на неделю «фиесты»). Поблуждав немного (в темноте путь стал неузнаваемым), добираемся до вершины. И стоим в растерянности - потому что темно, кое-где в дальних пещерах мерцают огоньки, а здесь ничего не видно и непонятно. Я пробую сунуться в ближнюю пещеру и оказываюсь забористо послан по-английски сварливым женским голосом.
«Надо искать Сашу», говорю я, и начинаю громко орать «Саша! Саша!». Бесполезно. И мы начинаем искать ровное местечко, чтобы лечь спать и разбираться уже утром. По тропе кто-то идет, напевая себе под нос.
«Привет, ты отсюда? Знаешь, где Саша живет?»
«Сашу? Хе, знаю ли я Сашу?!? Конечно, я знаю Сашу! Я покажу вам сашину пещеру!» Радостно улыбающееся упыханное негритянское лицо. «Вы сашины друзья?»
«Мы его не знаем, просто мы из России, нам негде ночевать, и нам сказали, что он русский»
«Так вы русские? Конечно, вам надо идти к Саше! Он русский, вы русские - значит, вы братья! Саша будет рад, он скажет: спасибо что ты привел моих братьев! Если бы сюда приехали мои братья из Анголы, они жили бы в моей пещере, ели бы мою еду, курили бы мою марихуану. Саша будет очень рад!»
Пока все складывается неплохо, кажется, нам есть где спать, а уж завтра поглядим на брата и решим, станем ли мы жить в его пещере, есть его еду и курить его марихуану.
Он подводит нас к одному из неприметных отверстий в склоне горы, и кричит по-испански. Пещера заставлена какой-то мебелью, в потемках не разберешь.
«Кажется, его нет дома» - но тут из-за занавески раздается сонное бормотание. Анголец пытается объяснить про «амигос руссос», но я, наклонившись над кроватью, быстро говорю по-русски: «Слышишь, ты спи, нам тут переночевать негде, утром поговорим» и, истолковав ответный всхрап как согласие, стелю на полу коврик. Перед сном мы кипятим на своем примусе чай, закусываем печеньем, и засыпаем, подивившись заранее тому, что ждет нас утром.
А утром нас ждет удивленный взгляд хозяина, страхолюдного громилы лет тридцати, дочерна загорелого, бородатого моджахеда. Недовольно спрашивающего по-испански, кто мы вообще, на хрен, такие.
На первую русскую фразу моджахедское лицо расплывается в улыбке и мы сразу перестаем быть врагами Аллаха: «Ох и не хрена ж себе! Полгода русских не видел. Сейчас, сейчас, ребята, чайку сделаю, угощу вас. Хлеба вот немного осталось, правда, старый, сухой. А хотите мяса?». И он вытаскивает из под кровати копченую баранью ногу. Сверху она немного пованивает (как мы позже узнали, раздобыл он ее в мусорном контейнере за супермаркетом «Каса Инглес», где мы позже тоже находили много вполне съедобной еды) - но, если срезать корочку, очень вкусная.
Вначале я его немного сторонюсь, такой от него прет свирепой южно-русской мощью, но уже через несколько минут разговора понимаю, что все в порядке - а нам, кажется, повезло. Лучшего проводника в мир Сакрамонте, чем Саша - не придумаешь.
Родом Саша из Керчи. Про свою юность он рассказывал много, но я мало чего помню - кажется, что-то полу-тусовочное, полу-бандитское. Носило его по всему тогда еще Союзу, пока на пути в Индию (!) он не застрял в Ташкенте, где, в компании какого-то голландца, пытался украсть из музея ценную картину, был пойман, и менты, отпустив голландца, решили повесить на него нераскрытое убийство. За немалый выкуп он был выпущен и сбежал вначале домой в Керчь, а оттуда через границу в Чехию. Там вместе с русской бандой они воровали из машин магнитолы и продавали их потом за полцены. Потом перешел австрийскую границу, бродяжничал в Вене, в вагоне-ресторане уехал в Зальцбург, жил около Парижа в найденной (!) в Булонском лесу хижине, потом Германия, где, наконец, его арестовывает полиция. В тюрьме, ожидая депортации и боясь возвращения в Россию к ждущему его уголовному делу, он объявил голодовку: «Вообще доходить начал, совсем. Двадцать дней ничего не ел, совсем слабый стал – думаю, лучше уж здесь подохну, ментам в руки не дамся – больше всего наших ментов боюсь, зверье же. И, в конце концов, они испугались и отпустили меня, просто так, безо всяких документов. Выхожу я из этой тюрьмы не когда-нибудь, а Девятого Мая – иду, перед глазами все плывет, от слабости качаюсь, но настроение такое, что петь хочется, знаешь, и в голове вертится: «Победа! День Победы!"»
Ну а потом много чего произошло, кажется, жил он от одной запавшей на русскую первобытность девицы до другой, так находились жилье, еда и какие-то деньги. Длилось все это семь лет, и вот - Гренада, Сакрамонте, небольшая пещера, обмазанная белой известкой, топчан, несколько ковров, стульев, саксофон в углу, на котором он иногда играет у входа в пещеру, несколько книг и ежевечерняя закатная панорама гор…