Когда она поравнялась с Мурляной, вовсе не намереваясь сворачивать в школьный двор, кошка воскликнула:
– Хоботок, добрый вечер! Ты куда собрался в такой поздний час?
Хоботок даже не ответил на приветствие – настолько он был выведен из себя. Но он все же остановился и сказал:
– Я собрался на реку Лимпопо.
– Куда, куда? – не поверила Мурляна своим ушам.
– Лимпопо, – повторил Хоботок и хотел продолжить свой путь.
– Погоди! – повысила голос Мурляна, что случалось с нею очень редко. – Лимпопо совсем в другой стороне!
Хоботок остановился и спросил:
– А ты откуда знаешь?
– Хоботок, дорогой, а глобус на что? Ты думаешь, только для мух, чтобы им было, где отдыхать! Вовсе нет! Такой взгляд лженаучный.
– Так в какой же стороне Лимпопо? – нетерпеливо спросил Хоботок.
– Ты хочешь, чтобы глобус явился сюда? Нет, братец, нам придется самим пойти к нему. Идем!
И Мурляна зашагала с поразительной для своих семи тысяч лет грациозной походкой.
Хоботок, волнение которого улеглось и переросло в безразличие, машинально потопал за ней.
Миновав бесконечные лестницы и коридоры, они пришли в живой уголок, в котором хранились и пособия по географии. Не успела за ними захлопнуться дверь, как их оглушило приветствие:
– Дур-рак! Дур-рак!
Зеленый попугай радостно махал крыльями и ласково вращал глазами. Он был несказанно рад, что видит Хоботка, потому что Хоботок был его любимец. Хоботок поднял голову. Дружеское приветствие попугая стряхнуло с него безразличие. Ему вспомнился первый школьный день с его маленькими недоразумениями и огромной надеждой стать когда-то большим и умным. Какой это был чудесный день!
Да, большим и умным… Умным Хоботок уже стал, и теперь он знал, что большим не станет никогда. Как бы хорошо он ни учился, он не вырастет ни на один сантиметр. А Сийм будет расти, и чем больше, тем меньше он будет понимать Хоботка. А это так грустно, что дальше некуда.
Хоботок почувствовал жжение в уголках глаз, он тряхнул головой – на пол упали две капли.
Мурляна деликатно отвернулась, а Хоботок, хлюпая хоботом, сказал:
– Где-то протекает.
Ему приходилось видеть чужие слезы, а своих он не узнал – потому что это были его первые слезы.
Мурляна откашлялась, как это делают учительницы, и сказала:
– Пожалуйста, сядь и расскажи все по порядку, что с тобой сегодня случилось.
Хоботок сел и рассказал. Все шло гладко до того места, где он, чтобы спасти Сийма, самоотверженно бросился под ноги противнику. А дальше слова то сбивались в кучу, то теряли друг друга из виду.
– И он сказал, что я … Я испортил его прекрасный военный план… и… опозорил его…, Что я… делаю его жизнь невыносимой, а это ужасная несправедливость – ведь я хочу ему только… добра. А он ничуть не умнее своих мальчишек! Поэтому я и ухожу на реку Лимпопо!
– Да, – задумчиво сказала Мурляна, – тяжелый случай… И знаешь, почему? Потому что иначе и не может быть.
– Как это не может? Почему он должен играть с этими ужасными пистолетами? Почему я не играю, почему мама не играет, почему папа не играет? Никто не играет, только он играет!
– Знаешь, что я тебе скажу, Хоботок, – ласково ответила Мурляна. – Тебя обидели, а обиженные игрушки все преувеличивают. Но ты зря обижаешься…
– Нет, не зря! – воскликнул Хоботок.
– Тогда, по-твоему, – Мурляна продолжала сохранять спокойствие, – и соска, и погремушка тоже должны обижаться…
– Какая соска? Какая погремушка?
– До того как Сийм познакомился с тобой и разными кисками, утками и мишками, он играл с соской и погремушкой. Они имеют полное право злиться на вас, негодников, что вы их оттеснили…
Сравнение с соской так ошеломило Хоботка, что он потерял дар речи. И кого бы такое не ошеломило?
Мурляна продолжала:
– В каждом возрасте у человека свои игрушки. Мишки и кубики должны отступить перед ружьями и пистолетами. А настанет время, когда Сийм и их будет стыдиться…
Такое предсказание сильно обрадовало Хоботка. Он с надеждой спросил:
– А во что он будет играть, когда он и пистолеты забросит?
– В мысли.
– А когда и они надоедят ему?
– Тогда будет играть с детьми.
– С чьими детьми?
– Со своими.
Хоботок не смог удержаться от смеха, когда представил, что у Сийма когда-то будут свои дети. И тут же в голове у него пронеслась небесно-синяя мысль.
– Тогда я вернусь! Тогда я вернусь с реки Лимпопо! Мурляна растерянно кашлянула, почесала подбородок и спросила сдержанным тоном, который скрывал ее грусть: