Тут еще инженер один случился, избы в становищах строил. Завидки его взяли на фролкора, и как только самоедин проспался, он давай ему от себя подносить и тоже просит все сказки сказывать. Ну, тот и сказывает. А только не сказки это, а так, из головы фантастика одна. И притом спьяну самоедин, конечно, успел уже забыть все, что накануне фролкору сказывал, и давай наново надумывать. Напевал, напевал, снова напился и уехал. А те двое, инженер и фролкор, стали свои сказки сравнивать: - и то, да не то. Выходит все шиворот-навыворот. И стали друг друга в некомплектности укорять. А только оба, конечно, свои сказки в центр повезли. Ну, а мне-то хорошо известно, что в этих сказках все только из пьяной головы самоедина надумано. Чудно, право... Ваше здоровье!
Пока Наркиз опрокидывал очередную рюмку, разговором овладел Жданов. Жданов вообще не отличался молчаливостью, а тут еще соответствующая доза водки окончательно развязала ему язык:
- За што я страдаю, товарищи? Скажите, за што? Да рази за мои 120 рублей сюда какой человек пойдет? Я и плотник, я и лавочник, я и водовоз, я и булгахтер. Вы жизнь мою в рассуждение возьмите. Госторг требует: товар дай, а Комитет севера - тпру!... Шалишь!.. Ты самоеда не тронь. Ты ему за товар-то в ножки поклонись... А он тебя eщe, ногой в рыло пхнет... Ведь если бы самоед знал, что для своего пропитания он так же, как наш российский пролетариат, труд положить должен. А то ведь разговор какой: Милые самоедики, вы можете и работать, конешно, если захочете, но имейте между прочим в виду, что этот самый Госторг вас так и этак, все едино кормить обязан. Долги есть? Снимет Госторг, он богатый... Ставка мала? Повысит Госторг - его мошна, мол, выдержит. Укажите, между прочим, товарищи, который метод я в таких обстоятельствах, как агент, иметь могу? Привезли, скажем, товар. Команда его к черте прилива выбросила, а я хоть своими двумя руками грузa в амбар поднимай. Потому, хотя поденная плата и определена кучеру на наших оленях в 2 р. 80 к. поденно, а при выгрузке по 5 рублей человеку поденно, но, впрочем, еще и за эти деньги напросишься, так как в направлении физического свойства самоедин первый лодырь. Муку на угор поднимать, так он тебе за день пять кулей сносит, и то скажи спасибо. А между прочим пятерку ему гони. Какой процент накидки выходит, сами судите. Но накидки не полагается, дана Госторгу твердая цена - по ней и отпусти. То-есть, значит, себе в убыток. Или вот еще в качестве обрисования примера экономической политики насчет дров. Ну, вот вы, скажем, почем в Москве за сажень платите? 75 рублей? Прекрасно! А скажите на милость, находятся там гортопы или губтопы какие-нибудь, которые пожелали бы вам эти дрова по 30 рублей продать? Небось, нет таковых желающих. А вот, прошу, у нас здесь расценок предельный 45 целковых за куб, а иначе - 15 рубликов за погонку швырка и ни гвоздика больше с самоеда ни возьми. А как вы располагаете, Госторгу таковые в чево станут? В Архангельске купи, на Колгуев привези, здесь на угор подними. Да все дрова трижды окупить можно за этот за подъем-то. Ведь за ево тому же самому самоедину, что мне 45 рублей заплатит, я столько же за подъем от берега отдам. То-есть позвольте, что же вышло? - дрова-то они у меня даром взяли.
Жданов задумчиво уставился в чашку с водкой, точно ища в ней прерванной нити своих набегающих друг на друга мыслей.
- Вы, вот, не имеете того представления, которое я хочу вам обрисовать в направлении деятельности культурного просвещения, а между прочим дело очень хреновое, чтобы не выразиться в смысле безнадежности. Возьмем теперь детскую площадку. Придумали это детей самоедов, прибывающих в Бугрино на время убоя, воедино собирать и с ними заниматься. Ну хорошо, привезти-то детей самоеды привезли и на площадку сдали. А потом и говорят: за такое одолжение пущай Госторг наших детей и кормит. А что у меня, Нарпит, что ли? Или тоже возьмем вот ясли. Приехал деятель из Комитета севера. Поговорил, разагитировал самоедов и вполне благоприятно добился постановления общества: организовать ясли. Постановили и уехал себе в Архангельск. А кто деньги-то на ясли давать будет? Самоеды? Нет, брат, шалишь: у них клещами на это дело копейки не вытянешь. На все один сказ: Госторг даст. А Госторг и так по всем швам трещит. Сколько-то вот разговоров было, артель организовать для морского промысла. А поди, выгони самоедина в море на лодке, пожалуй, оборвешься. Ну, хорошо, я им мотор исхлопотал. Мы с наблюдателем Баранкеевым на себя взяли. Тоже муки сколько приняли за мотор этот, пока его на карбас вчинили. Архитектура тоже при этом своя проявлена. Мотор вполне что надо вышел. Ну и последовательно самоеды в артель пошли 8 человек набрали. А ты спроси, с кого из них за мотор хоть копейку получить удалось? А ведь на мне по сей день 1 200 рубликов числится. Тоже и работать - на берег кто мотор вытаскивать? Думаешь, самоеды? Нет, брат, ошибись, агент да наблюдатель за самоедов сработают. Тоже и честность эта их хваленая. Вон, только зевнул я, Николай то Ледков казенную важенку за свою в расход и вывел. А как его на этом деле Николай Большаков застукал, тоже самоедин у нас тут, пастух, - так он Большакову другую важенку дал: молчи только, мол. Да тот спьяну мне все и выложил... Оч-ч-чень удобный в этом направлении человек Большаков Николай - никогда пьяный не запрется. Вот опять насчет вина, у кого найдется смелость в отрицании его вредности. Ну, а разве можно помыслить про сношения с самоедом без угощения?
Жданов крякнул, рывком опрокинул чашку и, не закусывая, грустно как-то закончил:
- А рассудите, товарищи, что есть триста литров вина на этот остров? Рази это норма? Тьфу, р-раз!.. и ни шплинта не осталось.
Жданов выразительно икнул и умолк.
В это время прибыли с судна люди, доставившие нам остатки нашего имущества.
Почти одновременно с прибытием этих людей я увидел в окно несущиеся по тундре ханы. Один, другой, третий. За ними еще серели в тумане упряжки.
Было уже два часа ночи, и я никак не мог предположить, что все эти упряжки направляются к нам. Но это было именно так. Не дальше как через десять минут самая большая комната больницы была уже набита самоедами.
Причину столь позднего визита тут же пояснил тот самый старик самоедин, что был уже у нас днем.
- Мы видали, с парохода люди на мотор приходил, ящики носил. Ты казал, пароход водка есть. Я так думал, этот люди водка возил. Ты кумка подноси, парень.
В дело вмешался Жданов. С необычайным терпением и энтузиазмом он принялся излагать самоедам все дурные стороны пьянства. Однако самоеды плохо воспринимают эту пропаганду и упорно твердят свое: "кумка тара". Тогда Жданов, махнув рукой на проповедь трезвости, стал объяснять самоедам, что водка у приезжих, может быть, и есть, это ему неизвестно, но тратить водку они не могут, так как, мол, если сейчас водку расходовать, то не с чем будет в тундру ехать, и им же хуже будет. Если водку сейчас почать, то русаки сами много выпьют, а если почать ее в тундре, то им же, самоедам, больше достанется. Самоеды плохо поддаются этим натянутым убеждениям, и спор продолжается битый час. Блувштейн, по-видимому, потерял терпение и в довольно решительных тонах дал понять гостям, что они напрасно тратят время. Самоеды, наконец убрались, но один из них, рослый, здоровый мужчина, уже пожилой, с энергичным коричневым лицом, долго не сдавался. Он ушел явно раздраженный, с насупленным злым лицом. Это был местный шаман - Семен Винукан.
По уходе самоедов спущенные было под стол бутылки снова появились на сцене. Маленькие глазки снова заиграли на кирпично-красном, испещренном мелкими, как паутина, морщинками лице Жданова. Пополняя израсходованные на проповедь трезвости калории, он наполнил себе чашку двойной порцией водки. С видом жертвы, сморщившись как от лимона, он проглотил водку, ничем не закусывая.
Большинство из нас уже клевало носами после невероятно сумбурного дня, но Ждановым вновь овладело непреодолимое желание делиться с кем-нибудь своими невзгодами.