Гораполлон
Иероглифика
Гора-египтянина, сына Аполлона Иероглифика, которую сам он изложил на египетском языке, перевел же на греческое наречие Филипп
«Нужно правильно переводить таких авторов, которые лишь представляют нам материал; но опасно не точно передать слог тех авторов, которые придают грацию и изящество языку».
Предисловие к русскому изданию
Античный манускрипт «Иероглифика» предположительно написан египетским магом Гораполлоном Нильским в IV веке н. э. Он является антологией примерно двух сотен «иероглифов» (аллегорических эмблем), используемых в надписях гробниц фараонов для обозначения природных и моральных аспектов мира. Переведенный в 1505 году на греческий язык, этот труд фундаментально пополнил западную иконографию XVI–XIX веков. В нем говорится не только о том, как в древности символизировались различные типы естественных феноменов, эмоций, достоинств, философских концепций и человеческих качеств, но также объясняется, почему, например, Вселенная изображалась змеей, проглотившей свой хвост; отчего сыновняя привязанность обозначалась аистом; образование – небесами, роняющими росу; а составитель гороскопов – человеком, поедающим песочные часы.
После публикации на греческом языке «Иероглифика» распространилась по свету в многочисленных переводах и изданиях – многие из них предлагали красивые рисунки и тщательно выверенные комментарии. Иллюстрации к этому изданию были нарисованы Альбрехтом Дюрером на оборотных сторонах страниц с латинским переводом, который сделал его друг Пиркхаймер.
Профессор Боэс исследует влияние «Иероглифики» на европейскую культуру и перечисляет причины, стоявшие за возрождением интереса к символизму в XVI веке.
«Текучий язык, стимулирующее и провоцирующее мышление… являются очевидными достоинствами этой маленькой книги, которая стала неоценимым источником информации для всех, кто изучает символизм Ренессанса» – пишет профессор Джордж Майлонас.
«Ссылки профессора Боэса на теорию понятной красоты Плотина, на платонизм и рассуждения людей, подобных Пико делла Мирандола и Леону Эбри, являются моделью ясного и бесстрастного анализа», – заявляет авторитетный журнал «Психология».
Под конец жизни Джордж Боэс был профессором истории в университете Джона Хопкинса. Он описал себя во введении не как «эллиниста и египтолога, а как историка идей и вкусов».
От автора
Я хотел бы пояснить читающей публике те причины, которые заставили меня перевести на английский язык такое невразумительное по содержанию и сомнительное по подлинности произведение, как «Иероглифика Гораполлона». Египтологи давно перестали искать в этой книге объяснения, пригодные для толкования иероглифов, хотя за последнее десятилетие им был предложен французский перевод и новое переиздание греческого текста, подготовленное Сбордоном – причем обе работы снабжены подробными и длинными комментариями. К сожалению, ни одна из них не адаптирована для нужд иконологов. С тех пор как члены Варбургского университета обосновались в Лондоне, а доктора Пановски и Уинд начали публиковать свои труды на английском языке, иконология, как наука, завоевала огромное число почитателей. Я намеренно ссылаюсь на этих ученых, потому что мой перевод и комментарии в основном предназначены для тех, кто изучает греческую литературу и египетскую культуру.
Поставив себе такую цель, я воспользовался изданием 1727 года и комментариями к нему: «Horafollinis Hierogtyphica/Craece et latine/ cum integris observatio-nibus et notis/ feann Merceri et David. Hoeschelii/ etselectis/ Nicolai Causstm/ curante/ Joanne Cornetio de Pauw/ quisuas observationes addidit/ Trajecti ad Rhenum[Utrecht]… Меня больше интересовало, как Гораполлон звучал для людей XVI–XVII веков, а не как его воспринимает современный человек. Мое отношение может показаться вам глупым педантизмом, но следует учесть, что ученые, изучавшие иероглифы в те дни, имели только этот несовершенный текст. Однако работать с ним было непросто – он изобиловал пробелами, искажениями и откровенной чепухой. Поэтому мне пришлось обратиться к изданию Сбордона (1940) и сравнить мой перевод с французской версией Ван де Волла и Вергота. Наверное, нужно отметить, что эти бельгийские ученые (как и первый английский переводчик Кори) считали манускрипт Гораполлона документом, имеющим ценность для египтологии.
Я не египтолог и не эллинист, а скорее историк идей и вкусов. Меня не интересовали догадки об авторстве и дате возникновения текста. Я часто уклонялся от вопросов, которые мои коллеги и знатоки постклассической литературы находили актуальными и важными. Время от времени мне хотелось поддаться искушению и перейти от главной темы в области, в которых я не являлся специалистом.