У нас были свои названия станций метро, улиц, хотя многие улицы носят и так прекрасные названия – проспект Славы, например. Я до сих пор думаю, кем же он был, этот таинственный Слава, если в его честь назвали целый проспект и даже фамилии не указали – значит, и так все должны понимать, о ком идет речь… А наша любимая станция метро «Московская» (она же – «Столичная», «Особая», «Посольская»…). «Панк победы», «Площадь ужасов», «Гостиный вор», «Лошадь Ира», «Полиартрическая»… Улица Костелло… Улица Солдата Грызуна… Это места нашего раннего битничества. А мост через Обводный канал, под которым несколько лет подряд шумная веселая компания справляла Новый год – 30 мая. «И вот – Новый год, тридцатое мая – стоит окровавленный Кремль…» Почему – 30 мая? На мой взгляд, исчерпывающий ответ на этот вопрос дал однажды наш друг Монозуб – человек вообще-то не бедный, но битник в душе, он как-то раз разгуливал в жуткий ленинградский тридцатиградусный мороз без головного убора.
– Панкер (можно называть его и так!), – сказал я ему. – Ведь холодно же!
– Холодно. Зато здорово! – ответил Монозуб (он же – Панкер). Понятно теперь, почему Новый год – 30 мая? Здорово! И все!
При знакомстве мы не спрашивали, кому сколько лет, кто где работает, интерес в основном заключался в том, какую музыку человек слушает. Музыка была самым большим критерием оценки знакомства, и ради нее мы поддерживали отношения с изрядным количеством идиотов, если у этих идиотов были интересные коллекции пластинок. Вместо вопроса «Где работаешь?» мы спрашивали:
– Играешь?
Играли или хотели играть все. Вольдемар мучил гитару дома, в полном одиночестве. Свин имел свой коллектив и остается бессменным лидером его и по сю пору, хотя состав группы менялся много раз. Я играл с Дюшей Михайловым (Киловаттом) и Олегом Валинским (Острым) в хард-роковой группе «Пилигрим», остальная компания тоже либо так, либо иначе имела отношение к музыке. Кто собирал пластинки, кто паял усилители чудовищного вида и качества или сколачивал из ДСП замечательные по характеру своего звучания колонки. Круг знакомств быстро рос, и естественно, что мы со временем узнали многих из тех, кто уже тогда были «китами» ленинградского, как они сами говорили, «рока». А может быть, и без кавычек – рок? В любом случае то, что они все играли тогда, существенно отличалось от того, что называется рок-музыкой на Западе, – и по качеству звучания, и по подходу, и по целям, и по задачам, и по внешнему виду, и по музыке, и по характеру проведения концертов (о концертах тех времен см. В. Рекшан «Кайф полный»). Главными китами тогда были «Россияне». Нам в принципе нравилось то, что они делали, хотя все это и казалось несколько занудным, но видео тогда еще не было, и настоящей энергии на сцене мы еще не видели, так что вполне удовлетворялись «Россиянами» и иже с ними. Что еще нас всех объединяло, так это устойчивая неприязнь к группе «Машина времени». Спустя несколько лет эта неприязнь сменилась лично у меня крепкой, уже взрослой любовью к этой музыке и к этим людям, но тогда, я думаю, мы воспринимали их только как социальное явление, как людей, пошедших на компромисс с бюрократией и так далее. Что делать, максимализм – а это, на самом деле, не так уж плохо, может быть, неумно, зато честно.
Квартира Свина была нашим клубом, репетиционным помещением, студией звукозаписи, фонотекой – в общем, базой. Здесь мы отдыхали, обменивались новостями, пили, играли, пели, даже танцевали (по-настоящему, по-битнически). У Свина была кое-какая аппаратура как бытовая, так и полупрофессиональная, и было на чем послушать пластинки и во что воткнуть гитары. Словом, это был наш рок-клуб.
Выходные дни мы проводили или в упомянутом уже клубе филофонистов, или на толкучке у магазина «Юный техник» – мы просто болели пластинками. Звучит парадоксально, но юные русские панки и битники обожали Yes, Genesis, знали наизусть все альбомы Маклафлина, Cream, King Crimson… О, блаженная пора открытий в роке! Чем меня сейчас удивишь? Разве что каким-нибудь бутлегом «Фэмели» (а ну-ка, молодые рокеры, что это за команда?). Само собой, и «новая волна», которая тогда была действительно новой, не проходила мимо нас.
Нот не знал почти никто, инструменты были просто, как говорил Ницше, за гранью добра и зла – сейчас гитар с таким звуком просто не бывает. Ходят слухи, что, когда Брайан Ино посетил Советский Союз, он приобрел гитару «Урал» и увез ее к себе в Англию – поражать друзей-авангардистов. Но играли мы отчаянно и самозабвенно. Ради хард-роковой группы «Пилигрим» Олег ушел из ЛИИЖТа, ради нее же я ушел из втуза, где учился вместе с Юфой. Свин покинул театральный тоже в конечном счете из-за музыки.