- И не ори, - неожиданно строго и тяжеловесно припечатал Степан, и парень даже застыдился своего порыва. С ним тут носятся, как с писаной торбой, а он так реагирует. Наверное, он действительно достал этого удивительного великана, не способного вписаться ни в какие рамки.
- Я тебе предлагаю хороший способ депортировать твой мозг из того места, где он у тебя сейчас находится. А по месту прописки ты его сам определишь.
- Мне это не подходит, спасибо, - хмуро отказался Алексей, пропуская мимо ушей «дружеский совет», больше похожий на оскорбление, и честно стараясь не злиться.
Стёпа хотел ещё что-то сказать, но махнул рукой, выбросил давно истлевший окурок за ограждение и послал ему в компанию смачный плевок.
Покурили еще. Алексей задумчиво разглядывал потрёпанную непогодой и потертую башмаками чешую крыши.
- Ты ведь не думаешь, что я... – собравшись с духом начал он, - Ну, сменил ориентацию и что мы типа встречаться будем?
- Нет, конечно. Зачем мне? У меня парень есть! – и искреннее недоумение в глазах.
- Да? Красивый?
- Очень, - неожиданно тепло улыбнулся Стёпка.
- И ты ему изменяешь?
- Я?! Никогда! – от дозы возмущения в голосе пригнуло ближние антенны.
Алексей скептически хмыкнул и указал взглядом на свой расхристанный вид.
- Та... тоже мне измена. Это же я тебе кайф устроил. А сам ни-ни!
Алексей сначала даже обиделся почему-то. Но потом искреннее рассмеялся. Такой смех бывает только в детстве. Чистый, радостный и беззаботный.
- Тяжело ему с тобой, твоему парню, - сквозь смех посочувствовал парень неведомому красавцу.
- Да уж, не легко, - ухмыльнулся Степан и подмигнул. – Во всех смыслах.
Они ещё долго болтали о каких-то бессмысленных пустяках. Смеялись над забавными рассказами друг друга. Какими-то незамысловатыми историями. Особенно, когда Степан рассказывал о своем парне. И делал это с такой нежностью и теплым юмором, что становилось очевидным, как он им дорожит. Алексей тоже вспоминал свою жену, их совместные ребячества двух взрослых людей. Поэтому вопрос не показался неожиданным.
- Ты её всё ещё любишь, да?
- Да.
- И ты решил вот так? Раз и всё? Ни боли, ни тяжести? Смерть — разрешение и конец всех скорбей? Предел, за который не преступают наши горести6? А так ли это? Может там ещё хуже, ты не думал?
- Да что там может быть? Нет там ничего.
- Здесь нет, там нет. Интересный выбор.
- Нет… - Алексей почувствовал, что запутался. – Здесь есть боль и тоска, а там нет.
- Не факт. Не зря же возникли легенды о неприкаянных душах.
- Значит, я вообще ничего не теряю.
- Теряешь… Теряешь шанс всё исправить или начать заново. Нет ничего непоправимого, кроме смерти. А ты сдаешься. Трусишь.
- Нет!
- Да ты всё время трусишь. Как с тем парнем.
- Да нет же! Меня просто не интересует секс с мужчинами!
- Как ты можешь быть уверен, если никогда не пробовал? - спросил Стёпа голосом вальяжного коммивояжера, торгующего элитными носками из шерсти девственных хлопкоробов.
- Да иди ты...
- Куда? - заинтересованно встрепенулся великан.
- Лесом, - ехидно предложил Алексей.
- Я то пойду… Но послушай меня сейчас, – неожиданно серьёзным тоном попросил он. – Тебе кажется, что жизнь рухнула. Не могу сказать, что совсем тебя не понимаю. Но это не та трагедия, из-за которой стоит вот так, с крыши. Нет, погоди, не перебивай сейчас. Всякие бывают трагедии, и твоя не самая страшная. Нет, это не в утешение, просто так и есть. Я хочу, чтоб ты всё под другим углом рассмотрел и ещё раз подумал. Я не отговариваю, нет. Это твое дело. Хотя, честно, мне было бы очень жаль. Мы могли бы подружиться, нет? Ну, не в том суть… - Стёпа тяжело вздохнул, будто ему предстояло произнести самую трудную и длинную речь в жизни. А может, так и было. – Я тогда… ну, когда жене во всём признался, да и вообще скрывать перестал. Я же не только жену потерял, это как раз закономерно. Друзей всех. Понимаешь, вообще всех. Один остался. Нет, ну были у меня знакомые, которым похер. Но именно похер. Вообще на меня в принципе. Я путано говорю, да? Я тогда тоже о смерти задумался. Не ожидал я, понимаешь? Но я как решил? Сдохнуть я всегда успею. Реально. Дело-то недолгое. И вообще. В конце концов, если бы смерть была благом — боги не были бы бессмертны7, да? Я решил, побарахтаюсь ещё мелец. Не, ну фигли, может ещё наладится. Я тебе передать не могу, как мне херово было. Как справедливости хотелось. Бля! Да какое им всем нахуй дело до того, с кем я сплю и как, епт?! – тут он вскочил на ноги и навис над Алексеем, от чего тот невольно сжался, будто сам был виновником всех бед великана. Это давило и накручивало нерв. – Им, бля, кажется, что я должен стыдиться и сидеть тихо под лавкой! – тяжелая ладонь гулко ударилась в стену над плечом Алексея. – Да мне же ничего от них не надо было! Я никакого особого отношения к себе не требую! Даже наоборот! Я же хочу всего лишь, чтобы меня воспринимали обы-ден-но! Как самое простое и привычное, само собой разумеющееся. И всё! Мне вот как раз совсем не нужно больше внимания, чем к другим. Я хочу просто спокойно жить среди всех. Не прятаться и не выставляться напоказ. Я не обезьянка в зоопарке, епт, чтобы меня загонять в резервации или показывать за деньги! Я не виноват, что не такой как все. Вот скажи мне, - всё больше горячился, Стёпа, - Скажи! Какого хуя я должен стыдиться себя, если им стыдно на меня смотреть?! Это их стыд, их комплексы! Я виноват, что другим противно? Вот у тебя есть комплексы? А кто-нибудь в этом виноват кроме тебя? В твоей трусости кто-нибудь виноват?! Скажи! Ну, скажи! Трагедия у тебя? Жена ушла? Ты ведь её наказать решил. Скажешь - нет?! Или ты не подумал, каково это? А о дочери ты подумал?! Я не могу. Не могу так. Мне плохо без неё. Мне больно. Мне одиноко. Я умер. Я ничего не теряю, - передразнил он с неприятной усмешкой. – Они теряют! Ты уходишь, а они остаются. Без тебя! Непоправимо! И это предательство.
Алексей не выдержал и вскочил на ноги, отталкивая непомерную тяжесть чужого тела вместе с обвинениями. Но Стёпа и не думал прекращать. Он толкнул парня к ограждению. Потом ещё. И ещё раз. Почти к самому краю. Алексею стало не по себе. До жути. Закружилась голова. Он никак не мог понять, что происходит. И ещё злился. Злился страшно. До темноты в глазах. И страх. Липкий мерзостный ручеек страха втекал под сердце. Сжимал легкие.
- Ну же! Давай! Чего ты медлишь?! Чего ты сразу-то не прыгнул?! Чего любовался, эстет хренов?! Вперёд, заре навстречу! Или не. Какая заря? Вперёд навстречу мостовой! Я поддержу тебя в твоем поэтичном стремлении стать мокрой тряпкой на асфальте! Ты и при жизни тряпка. Что тебе терять? Боишься, бля. Вот теперь ты настоящий. Ты же хотел, жаждал, чтобы тебя остановили. Ну! Я остановил. Дальше что? Новый этап интеллигентской рефлексии. Снова будешь заламывать лапки и стенать? Только теперь при благодарном слушателе? Нет, уволь! Сыты по горло, барин! Прыгай! Вали нахер из жизни. Оставь живым разгребать свое дерьмо, заботиться о твоих родных. Застеснялся? Да ладно, давай! Чего уж там!
- Ты… - сквозь стиснутые зубы процедил Алексей.
- Что я? Я то что?! Ты не этого хотел? Не за этим ты здесь?! Отходную мы тебе справили, честь по чести! Что-то ещё забыл, бля?!
- Да! Набить тебе морду! – парень прыгнул вперед, надеясь только на скорость и элемент неожиданности, но ничего не вышло.
Степан будто ждал этого прыжка. Он обхватил заведомо слабого противника своими лапищами поперек тела, прижимая его руки к торсу. Тот рванулся изо всех сил, и оба упали. Покатились по крыше, в опасной близости от ограждения. Алексей рычал от ярости, царапался и кусался, лишённый возможности ударить.
- Ты сам-то кто… Карлсон? Святой мученик… Агнец божий…. Обидели детку! Бо-бо тебе? Не плачь, маленький! – кричал он.