Я гордо отворачиваю нос, не буду даже обращать на него внимания. Нашёл тоже Лёлика! А сам попятился, бочком и в боковой коридор, обойду вокруг придурка. Не получилось. Обошёл полшколы, но у кабинета истории обнаружил вчерашнего Никиту. У него красные пятна на шее выступили, как только он меня увидел. Но стоит, меня дожидается. Потом хватает меня за руку и, не смотря мне в глаза, хрипло говорит:
— Май велел тебя привести!
Я толкаю парня и яростно шепчу ему в ухо:
— Ты что, Никит, на побегушках у него? Почему? Ведь он… он… уничтожил тебя!
— Он. Велел. Тебя. Привести, — упрямо проговаривает Никита.
— Ты зомби, что ли, стал? — недоумеваю я. — Он ведь гад и ублюдок!
— Пойдем!
— Да никуда я не пойду, — вырываю руку из его хватки. — Тит! Ты сегодня учебник принёс? Поделись, а? — зазывно закричал я, и Тит, хоть и не ума палата, но правильно расценил ситуацию. Стоит его тщедушный дружок, и рядом здоровый одиннадцатиклассник руку сжимает и тянет куда-то. Тит и подошёл:
— Учебник-тО я взял, нО у МОринки типО этО ОтсутствиёО егО, и я пОлОжил ей! — именно так, на «о» он всё и говорит, мой друг-интеллигент. При этом вырывает меня из лап Никиты, и тот цедит мне сквозь зубы:
— Ты же знаешь, что будет хуже, — и уходит, тем более что звонок заорал.
Прямо на уроке мадам Дудули вдруг без стука открывается дверь, и входит Май, прерывает сказочницу Дудулю наглым заявлением:
— Ида Николаевна, я заберу вот этого на пару минут! — и тыкает на меня. — Обещаю, верну в целости!
Историчка только крякнула недовольная, но не тем, что меня похищают, а тем, что прервали её чудесный монолог об американской великой депрессии. Она только переспросила:
— Али, что ли?
— Что ли, Али! — скороговоркой нагло ответил ублюдок.
— Ну, идите Алексей…
— А если я о Рузвельте хочу послушать? — вякаю я.
— Ну… — сказочница растерялась, зато Май не растерялся:
— Сюда иди! — рявкнул он мне. — Не доводи меня до греха!
— Да уж, до греха не надо, — вдруг поддержала ублюдка мадам Дудуля.
И так как я всё равно прирос к стулу, изображая тупое дерево, Май прошагал через кабинет, схватил меня за запястье и поволок за собой, разрешив историчке:
— Продолжайте!
Меня волокут подальше от кабинета истории. И я уже понял куда. В туалет. Я влетаю от толчка в спину, дверь захлопывается, ублюдок толкает меня к грязной стене, прижимает и хлестает меня по лицу справа, слева, справа… Потом захватывает за шею у самого подбородка и ядовито шипит в меня:
— Ты, мышонок, ничего не перепутал? Почему я должен за тобой лично приходить?
— Тебе лично надо, ты лично и приходи! — смело отвечаю я.
— Ах, ты, мошка вонючая! Ты чего добиваешься?
— Чтобы ты отстал от меня!
— Неверные методы!
— Посмотрим! — и вот лучше бы я молчал, так как Май прямо взбесился.
— Посмотрим? У тебя какие-то надежды там есть? — это он стучит мне по лбу. — Так нет! Звук пустоты! Не смей. Мне. Сопротивляться. Будет хуже! Ты же знаешь!
— Знаю, — печально говорю я. — Что тебе надо? Я хочу на урок вернуться!
Он отпускает моё горло и царственно повелевает:
— Сегодня в семь быть в студии на репетиции, ты мне будешь нужен. Скрипку принеси.
— С чего это? В твой клуб я не вступал, и не собираюсь! Да и без отсоса, сам понимаешь, нельзя. А я не готов к таким испытаниям.
Он на мгновение потерялся от моего заявления:
— Послушай, мышонок, если я захочу, чтобы ты мне отсосал, ты это сделаешь, поверь! Поэтому ты лучше мне не остри тут! Лучше просто приди, я буду добрым!
— Я не приду. У меня репетиторство у Гельдовича.
— По хуй мне. Чтобы был! Понял?
Я молчу.
— Мышо-о-оно-о-ок? Ты понял? — он опять надвигается на меня.
— Понял, понял, по хуй тебе!
— Умница! — он погладил меня по волосам, развернул и дал по заднице. — А вот теперь отправляйся на урок. Али… Хм… Классное имя!
Я ушёл. Настроение испорчено. И посоветоваться не с кем! За фига я ему на их рок-репетиции? Или он хочет всем показать, что у него новая маленькая собачка появилась, которая умеет на скрипочке пиликать? Хрен! Не пойду! И не пошёл!
Комментарий к 2.
========== 3. ==========
А на следующий день так вообще праздник! Зиновий Веньяминович (он и есть Гельдович) меня повез в филармонию на прослушивание вместо уроков. При выборе между общеобразовательной школой и филармонией мама всегда выберет наиболее возвышенное, а в школе только три этажа. Пожилая женщина, преподаватель консерватории, которая меня прослушивала, обратила внимание на вспухшую губу и синяки на шее. И с юмором заметила:
— Не смычком ли ты себя так изувечил?
А когда я ответил, что подрался (не упал ведь!), она удивленно воскликнула:
— Первый раз вижу молодое дарование со скрипкой и боевым опытом. Ты, ребенок, не только руки береги! Лицо для скрипача тоже имеет важное значение! Представь, исполняешь сонату Бетховена, трагизм, минор — а на лице веселится бланш. Слушатели не в трагизм, а в комизм скатятся! Еще лучше с Тратини, его «Дьявольские трели» вкупе с кровоподтеками с ума сведут чувствительную публику. Лицо должно быть чистым, одухотворенным. Представь Иегуди Менухина с разбитой губой. Невозможно!
Что мне оставалось делать? Соглашаться и вздыхать. Кто бы ублюдку это внушил? Еще смотрели мою скрипку, она у меня девушка немецкая, фрамусовская, дорогущая. Для меня она — «Лидочка», по ее немецкому названию. Этот подарок отца искупает всё его неучастие в моей жизни. Лидочка — брюнетка, со светлым, прозрачным голосом, не капризная, ароматная. Моя скрипка уже не класса «студент», а «мастер». Думаю, что некоторые профессионалы позавидовали бы. Обожаю Лидочку, играю на ней нечасто, берегу, люблю. Сказали, что скрипка в хорошем состоянии, похвалили за инструмент. Домой вернулся довольным: мы с Лидочкой справились. Велено разучивать программу с Григом и дальше.
В пять незнакомый звонок на мобильный. Это редкость! Весело отвечаю:
— Али у аппарата!
— У аппарата искусственного дыхания? — и это Май. — Только это может тебя спасти!
— Это кто? — упавшим голосом тяну я время.
— Ты прекрасно понял, мышонок, кто с тобой вежливо так разговаривает.
— Чего тебе надо?
— Ты, сучонок, почему не явился в студию вчера? И где тебя носило весь сегодняшний день? Не от меня ли ты прятался?
— Много думаешь о себе! Что у меня других дел, что ли, нет?
— Говори, где был!
— Да в филармонии! Доволен?
— Если ты сегодня не явишься в студию, то я явлюсь к тебе сам. И ты точно не будешь доволен. Усвоил?
— Пошёл ты!
— И не смей… — но я уже нажал отбой. Кого он там на мой телефон раскрутил? Решил Арсену позвонить, тот, во-первых, долго трубку не брал. А во-вторых, вообще не он ответил, а его сестра старшая. Она мне и сообщила, что Арсен в больнице, по всей видимости, у него сотрясение мозга.
— Что же произошло? — потрясенно спрашиваю я.
— Он говорит, что дверью стукнулся, но знаешь, Али, я не верю. Мама, может, и проглотит, а мне кажется, что его побили. Сен не говорит…
— А может, в полицию?
— Как, если он не называет обидчиков? Нас засмеют там!
Но я сразу догадался, кто эти «обидчики». Конечно, Май и его шестерки! Через полтора часа я всё-таки поговорил с Арсеном, и он подтвердил мои опасения. Сказал, что из него вытрясли мой номер телефона.
— Арсен! Надо было просто дать. Зачем так из-за меня геройствовать?
— Не делай из меня пионера-героя! Номер я и не давал, они сразу на меня налетели, чтобы мой телефон отобрать и твой номер скопировать. Потом еще самый из идиотов, Май, стал из меня какую-то информацию о тебе выдавливать… Вот теперь красиво лежу в кровати, лечусь. Что ему от тебя вдруг понадобилось?
— Точно не знаю. Ему просто нужно, чтобы все вокруг пресмыкались перед его величеством.