Дон Корлеоне повернул голову к Джонни Фонтейну.
— Какие у тебя причины сомневаться? Разве твой крестный хоть раз не выполнил обещанное? С каких это пор меня стали считать пустомелей?
Джонни неловко повинился:
— Крестный, вы поймите — на студии вершит дела очень большой человек, заправский стопроцентный pezzonovante. Его ничем не возьмешь, тут даже деньги бессильны. У него связи. И он меня ненавидит. Я просто не представляю себе, как вы это провернете.
Дон сказал мягко и весело:
— А я тебе говорю, ты получишь эту роль. — Он шутливо толкнул локтем Майкла. — Как, Майкл, не подведем мы моего крестника?
Майкл покачал головой: он ни на секунду не усомнился в отцовском слове.
Когда все шли к дверям больницы, дон Корлеоне тронул сына за руку, и они приотстали от других.
— Окончишь университет, приезжай, поговорим, — сказал дон. — Я кое-что наметил для тебя, думаю, не раскаешься.
Майкл ничего не ответил. Дон крякнул в сердцах:
— Что я, не знаю, как ты смотришь на вещи? Ничего худого я тебе не предложу. Это кое-что совсем особое. Пока что шагай своей дорогой — ты мужчина, в конце концов. Но закончишь ученье — явись ко мне, как подобает сыну.
Родные Дженко Аббандандо, его жена и три дочери, все в черном, сбившись вместе, толклись на белых плитках больничного коридора, точно стайка раскормленных ворон. Увидев, как из лифта выходит дон Корлеоне, они словно бы снялись в безотчетном порыве с белых плиток и подались к нему, ища защиты. Мать, царственно дородная в своем черном платье, и некрасивые толстые дочери. Миссис Аббандандо, клюнув дона в щеку, жалостно всхлипывала:
— Нет, это какая же святая душа — приехать сюда в день свадьбы дочери!
Дон Корлеоне отмахнулся от изъявлений благодарности.
— Разве не долг мой почтить такого друга — друга, который двадцать лет был мне правой рукой?
Он тотчас понял, что женщина, которой вот-вот предстоит сделаться вдовой, не сознает, что нынче ночью ее мужа не станет. Дженко Аббандандо лежал в этой больнице, угасая от рака, уже около года, и жена привыкла воспринимать его смертельную болезнь почти как неотъемлемую часть обычной жизни. Сегодня — просто очередное обострение. Она продолжала лопотать:
— Зайди к мужу, проведай, он о тебе то и дело спрашивает. Сам, бедный, собирался ехать на свадьбу, оказать уважение, да врач запретил. Тогда он стал говорить, что если так, то ты к нему приедешь, — и это в такой великий праздник — я все не верила. Видно, мужчины лучше нас, женщин, понимают, что значит дружба. Заходи же, то-то он обрадуется.
Из отдельной палаты, где лежал Дженко Аббандандо, вышел врач в сопровождении сестры. Врач, молодой, серьезный, имел вид человека, привыкшего с младых ногтей отдавать приказания, иначе говоря — человека, очень богатого со дня своего появления на свет. Одна из дочерей робко спросила:
— Доктор Кеннеди, теперь нам можно к нему?
Доктор Кеннеди окинул скопище посетителей неприязненным взглядом. Что за народ, неужели им не понятно, что больной там, в палате, умирает — и умирает в невыносимых страданиях? Дали бы уж ему умереть спокойно — так нет.
— Разве что, пожалуй, ближайшим родственникам, — проговорил он с изысканной учтивостью, какая дается хорошим воспитанием. И не без удивления увидел, как жена и дочери больного повернули головы к приземистому плотному мужчине в мешковатом смокинге, будто ожидая от него решающего слова.
Плотный мужчина заговорил. Легкий итальянский акцент сквозил в его голосе.
— Дорогой доктор, — сказал дон Корлеоне, — это верно, что он умирает?
— Да, — сказал доктор Кеннеди.
— Значит, вы для него ничего больше сделать не можете. Теперь мы переймем от вас эту ношу. Мы утешим его. Мы закроем ему глаза. Похороним его и оплачем, а после не оставим в беде жену его и дочерей.
Правда, сказанная с такою прямотой, дошла наконец до сознания миссис Аббандандо, она залилась слезами.
Доктор Кеннеди расправил плечи. Деревня — что с такими вступать в объяснения? При всем том нельзя было не признать, что в речах мужчины есть своя, пусть примитивная, логика. Его роль, роль врача, и в самом деле завершена. Все с тою же безупречной учтивостью он отозвался:
— Подождите, пожалуйста, сестра вас пригласит, она должна сделать кое-что у больного. — И зашагал прочь по коридору, так что полы белого халата разлетались в стороны.
Сестра вернулась в палату; они остались ждать снаружи. Наконец она вновь появилась, распахнув перед ними дверь. Сказала шепотом:
— У него бред, это от болей и высокой температуры, постарайтесь не волновать его. Вам разрешается побыть всего несколько минут, исключение — только для супруги.