Шимун Врочек
РИМ. Книга 2
ЛЕГИОНЫ ПРОСЯТ ОГНЯ
Посвящается памяти моего отца.
Мне всегда будет не хватать тебя, папа
Пролог
ДРУГОЕ НЕБО
Человек явно не хотел здесь находиться. Но ему пришлось.
Его очень убедительно попросили.
Вытертые солдатские ремни охватили запястья, врезались в кожу. На мощном плече — татуировка.
Латиница. Написано странно: буквы прописные, пробелов между словами нет. Свиридов потянул носом воздух. Пахло болью и прокисшим, застарелым запахом пота.
«LEGIO~PATRIA~NOSTRA» — прочитал капитан еще раз.
— Что это значит?
— Легион — наша родина, — перевел специалист. — Латынь. Обычная татуировка римских легионеров. Что-то вроде «Не забуду мать родную».
Человек с римской татуировкой забился, закричал сдавленно. Свиридов поднял брови.
— Тоже латынь?
Губы специалиста дрогнули в улыбке:
— Нет, как ни странно. Английский. Точнее даже: американский английский, южные штаты. Возможно, Виргиния.
В тоне специалиста проскочила нотка превосходства. Вот мы, мол, какие. Акценты на слух различаем.
— Однако… как он оказался в легионе? Или это Иностранный легион? Французы?
Специалист покачал головой. Нет.
— Хмм. Тогда что за легион?
— Римский. Настоящий римский легион. Седьмой год от Рождества Христова.
Свиридов усмехнулся. «Ага, ага. Как же». И — замер.
Потому что специалист не шутил.
— Кто он вообще такой? — спросил капитан. — Известно?
— Дэннис Л. Хартиган. Разведка Корпуса морской пехоты США. Мастер-сержант. У американцев это довольно высокое звание. Такой сержант получает жалованье больше, чем заслуженный капитан.
«Вечный капитан» Свиридов, которому давно уже пора было носить погоны подполковника, хмыкнул.
— И что этот сержант делал в римском легионе?
— Что? — специалист почесал бровь. — То, что умеет. Учил молодняк обращаться с оружием. Солдат всегда солдат.
Свиридов помедлил.
— Откуда он здесь-то взялся?
— Погранцы взяли. Шел себе — прогулочным шагом — из ущелья Сармыш-сай.
— Того самого?..
— Того самого. Теперь смотрите. Штатовский морпех времен Вьетнамской войны шпарит по советской земле в полном обмундировании римского центуриона. Понимаете ситуацию?
— И что мне с этим теперь делать? — Свиридов повернулся к человеку, который его сюда привез. У человека был мягкий восточный акцент и текуче властные манеры. «Развели тут у себя, в Узбекистане, средневековую сатрапию», — подумал Свиридов с неудовольствием.
— Теперь ваша задача — правильно использовать полученную информацию, — сказал человек с мягким восточным акцентом.
— Совершенно верно, использовать. — Свиридов поморщился. Опять голова кругом. «Мало мне геморроя с Мохтат-шахом». — Кто бы знал, как меня задолбали эти путешественники во времени!
В Ташкенте солнце и весна. За окном госпиталя зреют абрикосы — их сладко-желтая мякоть мерещится ему даже здесь, в залитой дождями осенней Германии. Возможно, все дело в цвете. Оранжевые абрикосы, зеленые листья, колеблемые теплым ветром, ах, как хорошо сидеть на подоконнике — белом, широком, деревянном — и ощущать на лице этот ветерок. Алексей выглядывает в окно и видит медсестричку. Она спешит по двору. Походка раненой верблюдицы, вспомнил он фразу из учебника… или исторического романа? Неважно. Главное, что эта походка приятна взгляду мужчины.
Он наблюдал, как сестричка торопится через двор — белый халатик, руки в карманах, вся при делах. А колени загорелые так и мелькают. Очень красиво. Очень.
«Я встретил девушку, полумесяцем бровь…» — как в песне.