Двое молодых статных мужчин вышли на крыльцо кегельбана, находящегося на Пятой линии Васильевского острова.
- Сергей, может, зайдешь к нам на обед в честь наступающего Рождества? Святые дни нынче. Приглашаю. Моя Любовь Васильевна уже давно меня дожидается, - предложил своему другу Константин Петрович.
- Право, и не знаю, как быть, - ответил Сергей Андреевич, высокий мужчина, лет двадцати восьми, с правильными тонкими чертами лица.
Над верхней губой щегольски завивались тонкие усы, а кожа лица была тщательно выбрита.
– Обещался маменьке с братом успеть вернуться к обеду, но, если ты настаиваешь, Константин Петрович, то даже и не знаю, как быть.
- Соглашайся, Сережа. Сегодня свояченица должна приехать из Смольного института на короткие каникулы. Познакомлю. Девица очень благонравная лицом недурна. Может, сосватаю тебя, холостяка. Породнимся, а? – с улыбкой, ответил Константин.
- Ты же знаешь, Костя, что еще не родилась та женщина, которая бы взяла в полон мое сердце. Я еще пока дорожу своей свободой, - живо ответил друг.
- А, по-моему, тебе уже пора остепениться, Сергей Андреевич. Пойдем к нам, сам Бог велел тебе побывать сегодня у нас на обеде!
- Ну, если отказ может прозвучать невежливо, то согласен! – обрадовал своим ответом Сергей Андреевич.
Мужчины поймали извозчика и тронулись по заснеженным дорогам Санкт-Петербурга по направлению к Калашниковской набережной. Через некоторое время расплатились мелкой монетой и, отряхивая на крыльце сапоги от снега, вошли в тепло парадной. Там их встретил Иван – дворовый мужик, который помог молодым людям освободиться от шуб. Лица мужчин горели от мороза, раскраснелись. Очистив брюки от капелек подтаявшего снега, друзья стали подниматься по широкой лестнице, чтобы оказаться в огромной столовой, где был уже накрыт праздничный стол.
Хозяйка дома – Любовь Васильевна, сидела на небольшом канапе рядом с младшей сестрой. Они тихо о чем-то разговаривали. Увидев супруга, Любовь Васильевна встала и быстрыми шагами направилась к Константину Петровичу.
- Мы Вас, друг мой, уже заждались. Думали, что не дождемся к обеду.
- Как можно, Любушка моя. Вот, знакомься с моим давним приятелем Сергеем Андреевичем.
Сергей в поклоне склонился над протянутой рукой Любови Васильевны. Слегка коснулся губами.
- Рад знакомству, Любовь Васильевна. Константин Петрович много хвалился своим счастьем. Мне приятно осознавать, что мое впечатление превзошло ожидания.
- Ох, мне приятно слышать комплимент от Вас, Сергей Андреевич. Разрешите вас познакомить с моей родной сестрой, Агафьей.
Любовь Васильевна шагнула в сторону. За ее спиной стояла Агафья, в лиловом платье, прекрасная в своей невинности, тонкая, с прямой осанкой и искусно уложенной прической, отливавшей в свете газовых рожков мягким каштаном. Румянец окрасил щеки девушки, а темные глаза опустились долу. Длинные черные ресницы как два крыла бабочки опустились на нижние веки. Сергей Андреевич замер от такой красоты, бросившейся ему в глаза. Он слегка поперхнулся, но, совладав с собой, произнес глубоким теплым голосом:
- Мне приятно быть представленным вам, Агафья Васильевна. Сергей Андреевич, инженер Путейного завода.
Агафья присела в легком реверансе и протянула ему руку. Мужчина в своих длинных теплых пальцах ощутил прохладу изящных женских пальчиков, слегка дрогнувших. Сергей почувствовал, как живительный ток побежал по всему телу, а сердце стало ударами ощущаться где-то в горле. Он склонился над девичьей рукой. Легкий аромат духов опьянил его мозг. Сергей понял, что пропал. Он коснулся губами длинных, изящных ногтей. Пальцы Агафьи вздрогнули, и она поспешила убрать руку.
А он как будто потерял вселенную, не понимая, что происходит сейчас с его внутренним состоянием. Сергей был уже не безусым юнцом, который краснеет от одного вида на курсисток, лет ему было немало, разменял третий десяток. И были у него легкие, ни к чему не обязывающие романы. Безуспешно пыталась женить его маменька, строгая Анна Александровна. Но, в эту минуту открылось для него неизведанное: с первого взгляда на девушку он вдруг смешался, потерялся, просто пропал. И это было удивительно.
- Прошу к столу, - пригласила Любовь Васильевна.
Мужчины помогли дамам сесть, услужливо придвинув стул. Во главе удлиненного стола сел Константин Петрович, на другом конце – его супруга. Агафья оказалась напротив, лицом к лицу, с новым гостем, только что представленным ей.
Она еще не могла отойти от волнения, которое охватило неокрепшую девичью душу. «Как он хорош собой. Ой, что это я говорю себе. Благовоспитанным девицам негоже складывать мнение о мужчине, которого не знала еще каких-то несколько минут назад. Надо взять себя в руки и постараться не краснеть!» - запретила она себе.
Дворецкий стал ухаживать за господами, подавая по очереди блюда: картофельный суп, гусиную печень, расстегай и, наконец, жареного гуся в яблоках.
Агафья смущалась. Ела маленькими кусочками, чувствуя, как у нее застревает еда в горле. Она не могла спокойно реагировать на Сергея Андреевича, который иногда бросал на нее мимолетные, оценивающие взгляды.
Константин Петрович налил в высокие бокалы из богемского стекла бордо для мужчин, а женщинам искрящийся Шамбертен. Встал и провозгласил тост:
- За здоровье его Императорского Величества Николая и благополучие великой России! Господь будет милосерден, и скоро вразумит людей на мир, который так нужен нашему многострадальному народу. Война уже унесла множество человеческих жизней - людей, которые могли созидать, работать на благо родины, растить детей, но были брошены в горнило беспощадной войны, навязанной нам германцами. Выпьем за мир! И за разум человеческий.
Тонкий звон от сдвинутых бокалов поднялся вверх, к высокому потолку, украшенному хрустальной массивной люстрой, состоявшей из множества светящихся в свете дня резных капелек. Замер. Навалилась тишина.
Пригубили вино и приступили к блюдам. Разговор оживился за столом. Мужчины обсуждали сложную политическую обстановку и вести с фронтов, а женщины впитывали в себя информацию, понимая, что до мира еще далеко, и как бы не стало все гораздо хуже. Сердце Агафьи сжималось от тоски, но взгляд на Сергея Андреевича, такого уверенного молодого человека, умного и начитанного, успокаивал, вселял надежду, что все будет хорошо. Какое-то шестое чувство подсказывало Агафье, что неспроста Господь направил стопы Сергея Андреевича в их дом, что линии их судеб незримо пересеклись, обещая, что эти двое останутся вместе навсегда, пройдут по жизни, поддерживая друг друга во всем.