Зорька красит восток. Просыпается лес, вздыхает потихоньку, радуясь солнцу и ветру. В шелест листьев вплетается негромкий голос Ендимера.
— …и тронулся Атл со своими тридцатью тремя баторами к хунскому царю…
В эту ночь дед рассказывал без устали. Такое с ним не часто бывает. Вначале поведал легенду о Ятмане-эмбю, затем о богатыре Мургаш-баторе, а теперь вот вспомнил сказание о храбром богатыре по имени Атл.
— …Хунский царь ласково принял Атла: нужны ему были служивые из подвластных земель. Но узнав, что с Атлом прибыло лишь тридцать три конника, удивился, а затем впал в гнев.
— Как смели презренные рабы насмехаться надо мной! Я просил у шурсухалов три тысячи, а вас всего тридцать три. Да за такие хитрости я их по миру пущу!
Атл остановил его:
— Стая воробьев не спугнет сокола, а сокол распотрошит воробьиную стаю.
— Что ты желаешь этим сказать? — прошипел хунский царь.
— Не торопись судить, пока не убедишься в моей правоте. Хотя нас всего тридцать три батора, но мы сильней иной тысячи.
Услыхал это царь, покачал головой и приказал чувашским баторам быть наготове. Они первыми встретят приближающегося врага.
С тем и отправился почивать.
Утром, к царю прибежали придворные.
— Измена! — закричали они. — Эти мерзкие чуваши переметнулись к врагам. Едва завидели их, бросили лагерь и поминай как звали. Горе нам!
Царь поспешно оделся, велел войско построить. Сам решил расправиться с изменниками, но снова прибежали стражники.
— Чуваши едут!
Вышел царь на крыльцо. В городские ворота, напевая песню, уже въезжала дружина Атла.
— Где вы были, предатели? — закричал хунский царь. — Я думал, вы честные воины, а вы трусы.
— Пока ты спал, — прервал его Атл, — мы тут поразмялись немного. Погляди на ту сторону горы, все поймешь.
— Посмотрите, что там такое, — приказал царь.
Увидели мурзы, что широкое поле сплошь усеяно трупами врагов. Не чуя ног, вернулись обратно.
— О великий и всемогущий, — запричитали они, — о светлый, несравненный, о солнцеподобный и луноподобный, о…
— Хватит, — закричал царь. — Говорите толком, в чем дело.
Перебивая друг друга, рассказали мурзы обо всем, что видели.
Обрадовался царь, а затем, будто шепнули ему на ухо худое слово, сдвинул брови. «Если эти молодцы этакую тьму разгромили, — подумал он, — то моих слуг они вмиг сомнут. Опасные друзья… Страшновато с такими воинами под одной крышей». И решил поскорее от них избавиться.
«Приласкаю их, задобрю, а затем одним махом всех порешу».
Объявил хунский царь пир великий в честь чувашских гостей-победителей.
Узнала об этом и единственная дочь хунского царя — красавица Касьпи. Еще до того была она наслышана об Атле. Это он разбил врагов, требовавших от царя дани, а заодно и ее, Касьпи, — своему вождю в наложницы.
«Хоть бы одним глазком взглянуть на него, — подумала Касьпи, — столько добра сделал и даже награды не просит».
Вышла в сад и спряталась в кустах. В ту пору Атл прогуливался по саду.
«Какой он красивый, статный, — обрадовалась Касьпи, выглядывая из своего укрытия. — Такого и полюбить не грех».
Заметила служанка радость на лице Касьпи, да и шепнула ей на ухо:
— Такой красавец — и погибнет! Жаль…
— Что? — удивилась Касьпи. — Что ты сказала?
— Что слышала, — отвечала служанка, — кому на пиру веселье, а кому слезы. Погубят молодца по цареву указу, умрет он после первого кубка.
Белей цветка степного стала Касьпи.
«Нет, нет, — подумала она с ужасом, — он не должен погибнуть».
А тем временем гости уже собирались на пир. Пришли и чувашские воины. Тогда-то и подбежал к Атлу хунский мальчик и поманил за собой.
— Куда, зачем? — спросил Атл.
— Разве сокол боится воробья? — ответил мальчик. — Ступай за мной.
Удивился Атл и пошел за ним по песчаной дорожке в сад. Там он увидел прекрасную девушку и сразу догадался, кто она.
— Здравствуй, — сказала Касьпи, — я ждала тебя, Атл.
— Здравствуй, — ответил Атл, опустив глаза. — Пусть любуются тобой звезды. Чем я заслужил такое счастье?
— Дикий голубь, если пожелает, может каждый день любоваться цветком, одиноко растущим в поле.
— О, — сказал Атл, — ты так же мудра, как и прекрасна. Твое имя означает вечернюю зарю. Разве заря может быть одинокой?
— Да, — вздохнула Касьпи, — если солнце не захочет взглянуть на нее.
— Сколько звезд, больших и малых, посылало ей свои лучи?
— Я ждала солнца.
— Когда же оно появится?
— Уже появилось.
— А не дала ли заря имя этому солнцу?
— Атл, — ответила девушка и зарделась, точно алый цветок.
— О боги, — прошептал юноша, — разве можно взвалить на одного человека сразу столько счастья.
— Солнце мое, — тихо сказала Касьпи, — беда за счастьем ходит, а ненависть за любовью.
Ничего не понял Атл, лишь молча смотрел на девушку. И тогда рассказала Касьпи о нависшей над Атлом беде.
Поблагодарил молодец красавицу и поспешил к своим баторам. В ту же ночь покинули они хунский город.
Но как ни старался Атл — не мог успокоиться. Все о царевне думал. Понял батор, что полюбил добрую красавицу, которая спасла его от верной гибели, и рассказал обо всем своим друзьям.
Те сразу же остановили своих чудо-аргамаков и поскакали обратно. Въехали в город — и ко дворцу.
Недаром говорят, любящее сердце вещун. Касьпи стояла у окна своей горницы, будто знала, что вернется ее возлюбленный. И как только увидела Атла под окнами, спрыгнула прямо к нему в объятия. Ни отца не спросила, ни матери. Только сказала:
— Я с тобой, Атл!
Узнав о побеге дочери, разгневался царь и выслал погоню.
Лучшие воины хунов помчались вдогонку за чувашами. Но не посмели они поднять меч на баторов, спасших их от врагов. Постояли, поглядели вслед конникам и повернули назад.
— Как я счастлива, что мы вместе, — шептала дорогой Касьпи.
— И я счастлив, — отвечал ей Атл.
Но недолгой была их радость.
Плохая весть скакуна обгоняет.
Еще не прибыл Атл к своему царю, а хуны уже известили того о случившемся и пригрозили местью. А на храброго Атла возвели напраслину: будто воин он плохой, долга своего не выполнил да еще дочь украл.
Схватили Атла царские слуги и заточили в темницу.
Атл надеялся, что образумится царь, поостынет и рассудит, кто прав, кто виноват.
Но проходил день за днем. Бедный Атл с товарищами все томился в сыром подземелье. А красавицу Касьпи заточил грозный отец в башне. Плакала Касьпи, все глаза выплакала. Слезы ее лились ручейком, и где-то далеко образовалось из них соленое море, которое назвали Каспийским.
Храбрый Атл тоже не стерпел позора. И попросил он светлое солнце:
— Помоги мне, солнышко, выручи. Сделай меня быстрой речкой, потеку я по долам, по лесам в ту сторону, где живет моя ласточка.
И тут не оставили Атла друзья.
Обратился Атл в великую реку и помчался в сторону хунской земли, а его товарищи понеслись вслед за ним. Потому-то река Атл, то бишь Волга, не одна течет, а с тридцатью тремя притоками.
…Дед умолк, пососал трубку и посмотрел в сторону речки Карлы.
— И Карлы был другом Атла, вот он и сейчас торопится к Волге.
Над рекой клубился сизый туман, и мне подумалось, прошли века, а человек мало изменился — так же любит и ненавидит, горюет и радуется.