Детдомовские и городские ненавидели друг друга. Между ними постоянно возникали драки — жестокие, беспощадные, со сломанными костями, выбитыми зубами, свернутыми переносицами, разбитыми в кровь лицами и прочими атрибутами. Родители уже давно пытались добиться, чтобы «малолетние преступники» учились отдельно от их «невинных чад», но пока безуспешно — ни у школы, ни у интерната, ни у администрации города, ни тем более у минобразования не было для этого денег. Но страдали больше всех от этого они, детдомовские, так как мало того, что им приходилось каждый день таскаться сюда, в обычную городскую школу, под усиленным конвоем воспитателей, так и здесь на них все смотрели волками, ото всюду раздавались насмешки, везде царило пренебрежение.
Это факт, зачинщиками драк почти всегда были городские. Однако, детдомовские дрались лучше, частенько «отоваривали» обидчиков, потому первые постоянно искали поводы для новых разборок, показать «паскудам ублюдочным» кто тут хозяин, а вторых всегда выставляли козлами отпущения. Так уж повелось, и никто не хотел менять сложившихся за годы вещей. Включая учителей, за редким исключением всегда выгораживающих своих.
Вот и сейчас Степанида подошла и со всей силой опустила указку на голову Димки. Указка сломалась, Димка взвыл.
— Я сказала вести себя тихо на моих уроках, Морозов!
— Тварь! — произнесла Настя. Кулаки сами собой сжались.
Произнесла-то она тихо, но в классе на тот момент установилась гробовая тишина, и ее голос прозвучал как выстрел в ночи.
— Кто сказал? — обернулась Степанида. У Насти внутри все похолодело. Нет, она не боялась отхватывать, но только в обычной драке, со своими, когда все понятно. Однако, при взгляде на разъяренную училку, у нее, одиннадцатилетней девочки, сердце всегда уходило в пятки, а поджилки тряслись. Вот и сейчас рот беззвучно открылся, но из него не вырвалось ни слова.
— Я! — сидящая рядом через проход Янка Тарба хмыкнула и вскочила перед Степанидой. — И что вы мне сделаете? — она демонстративно усмехнулась и сложила руки перед грудью. — Ударите? Ну, давайте, бейте! Только я вас тогда засужу.
— Что? — лицо Степаниды вытянулось. Она не ожидала отпора, и тем более от детдомовской соплячки.
— То. Вы не имеете права поднимать руку на детей. Учить — да. А бить — фигушки. Я подам на вас в суд и вас уволят. Без права восстановления. Ну что, рискнете?
Опешила не только Степанида, в ауте был весь класс. А Янка стояла, гордо задрав голову, и насмехалась. Над самой строгой училкой ненавистной школы!
— Так это касаемо детей, — выдавила красная как рак Степанида. — А вы не дети! Вы ироды! Хулиганье!
— Согласно конвенции по правам ребенка, которую подписала наша страна, мы дети. И если я напишу жалобу в прокуратуру, что вы нас бьете, вы за это ответите, — отчеканила как заученное Янка.
Тут раздался спасительный звонок и все дружно потянулись к выходу, как можно быстрее кидая в сумки тетради и книжки. Янка и Степанида еще с минуту сверлили друг друга глазами, но затем училка развернулась и пошла к своему столу.
Настя, быстро сгребшая Янкины вещи, потянула ее за рукав к выходу.
— Пошли!
— Пошли. — Та вздохнула, словно отходя от шока, и побрела следом.
— Ты чего? Зачем заступилась? — первым делом набросилась Настя в коридоре. Вокруг стоял гвалт, обычный для любой школы. В углу четверо городских и трое детдомовских во главе с Морозовым громко «разговаривали». Но в конце коридора стояли и трепались двое воспитателей, очень многозначительно поглядывая в их сторону, поэтому до следующей перемены драка отменяется.
— А, — махнула рукой Янка, — дура ты, вот почему.
— Это я дура? — опешила Настя.
— Ты.
— Почему это я дура?
— Потому что боишься их, — рассмеялась Тарба. — Насть, ты классная девчонка, ###дишь пацанов, а взрослых почему-то боишься!
— Не боюсь я никого! — вспыхнула Настя.
— Боишься! — зло выплюнула подруга.
— Ладно. Боюсь. — Настя виновато опустила глаза. — И что?
— Вот видишь. А не должна.
Обе девочки помолчали.
— Понимаешь, это все правда, — продолжила Янка. — Я у подруг спросила, на воле, они подтвердили. Они не имеют право на нас руку поднимать. Так что нельзя их бояться.
— Ага, ложили они на то, что им нельзя, — грустно хмыкнула Настя.
— Это потому, что мы им сами позволяем! — яростно вскинулась собеседница. — Вот видишь, я сегодня возмутилась, и Степанида осеклась! Ничего мне не сделала, только буркалами зырила! А у Димки на голове теперь шишка будет. Сечешь?
Настя отрицательно покачала головой.