* * *
В этом мире, слишком изменчивом,
постоянства скупа награда —
ничего не поделать и нечего
обижаться и духом падать.
Не включиться стоп-кадру вечности
для банальной житейской мелочи.
Потеряются в бесконечности
повороты секундной стрелочки.
Вот, казалось бы, только-только
здесь стоял, улыбаясь утру,
но подернулось небо жестокостью,
а улыбку и вымучить трудно.
Здесь была в глазах ее сказка,
только мне было важно не это.
И крошится закат тусклой краской,
на повтор налагая вето.
Все — по-прежнему, те же травы
мне под ноги ложатся послушно,
только вот не имею права —
не узнать мне, что я прослушал…
Просто вдруг понимаешь отчетливо —
это было и больше не будет.
И опять словно кто-то расчетливо
нас толкает в сумятицу буден.
И опять мы, делами заняты,
обрываем листки календарные,
отмечая вехами памяти
слишком часто что-то бездарное…
Впрочем, вряд ли уместна патетика —
громких слов, в нашу память ввинченных,
сожалений напрасных, поверьте мне,
ни к чему число увеличивать…
* * *
Последний ли день Помпеи,
Последняя ль ночь Поппеи,
Гораций, Вергилий, Овидий ли —
Но Ромула сильно обидели.
Разжалован Павел в Савлы.
Пожалован Савел в Павлы.
Христос на кресте — без ордена?
Прибейте ему «георгия»!
Не выживет Юлий до августа.
Нет счастья в июле Августу.
Не ловят аквилы мушек…
Зачем Карфаген разрушен?
Оттуда придут вандалы,
Страшнее, чем готы и галлы,
И выгорит вечный Рим…
Однажды и мы погорим.
* * *
Амфитеатром ввысь трибуны.
Собрались, чтоб посмотреть на гладиаторов
здесь патриции, трибуны
и, конечно, же почтенные сенаторы.
Вопль толпы еще не замер,
и кто кровью, кто слезами
обливался на арене до последнего…
А из публики «Ату!» кричали, «Смерть ему!»
Колья крепкие в ограде —
чтоб сдержать любой напор.
Самый крупный бык из стада
и напротив — матадор.
Одинаково упрямы,
и в глаза друг другу прямо
смотрят бык и человек…
Чей короче будет век?
Над ареной дробь повисла —
барабанный четкий град.
Даже если были мысли,
занял их «allez»-парад.
А потом под звуки туша
мускулистые две туши
ухватились друг за друга просто намертво,
и почтеннейшая публика вся замерла…
В огороженном пространстве —
всё канаты за спиной.
И с завидным постоянством
двое входят в ближний бой.
Убедитесь, гляньте сами —
это спорт отважных самых.
Чтобы зал увлечь собою,
прибегают к мордобою…
Почему же так привычка,
так традиция сильна?
Потасовка, драка, стычка
и дуэль или война…
А без них обойтись очень нам
то ли не можется, толи не хочется.
Вероятно, просто жить так… проще нам.
А еще говорят — «таково общество».
* * *
Гей, славяне, по местам!
Вырубайте свет.
Если я не капитан,
значит — Бога нет?
Получается, Завет
нам никем не дан?
Ох, наделаем мы бед
для прекрасных дам…
Некому хранить от бед —
управляйся сам.
Радуйся — ни здесь, ни там
не держать ответ…
«Таракан попал в стакан».
Кончился обед.
Время зим и время лет?
По фиг. Не воздам…
* * *
Гей, славяне, не пора бы
обновить приоритеты?
Посещая гей-парады,
подавая Христа ради —
добиваясь паритета
неофита с раритетом…
Гей, славяне, только лохи
могут обойтись без Прады.
Не шуты, а скоморохи!
И не только шутки ради
мы, конечно, только рады —
взять измором, дать на лапу…
Даром что ли мы — Европа.
Настоящему сатрапу
не прожить без агитпропа.
Душем в души благотворность
лей, елей — в глаза и в уши.
План простой. Спасай соборность,
бей же да и бей баклуши.
Душ бессмертных во спасенье —
совершенствуем духовность, добываем апатиты
и текилу пьем под зразы…
Но внушает опасенье
и лишает аппетита
забугорная зараза.
Мы вторженья в суверенность и диктата
не простим — и не просите
Вмиг открутим супостату
весь субстрат для простатита.
Эх, в очередной кипучей
боевой российской буче —
обойтись без топора бы…
Снова все смешалось в кучу —
тяжелый рок, счастливый случай,
«гей славяне», гей — парады…