Дмитрий Логинов
Огневой дом
Он будет крестить... огнем.
– Где мой посох? —
И молнию с неба хватает...
Его я приметил еще давно, когда мы с Тихоном в первый раз останавливались в маленьком таежном поселке близ речки Смарды. При взгляде на этот дом вспомнилось выражение «хата с краю». Вроде бы и не избушка в лесу, но на приличном расстоянием от остальных строений деревни. На расстоянии вполне достаточном, чтобы ощущалась особость. Да и не одно только, что дом стоял на отшибе, не позволяло спутать его ни с каким другим.
Сразу же становилось ясно, что дом этот очень стар. Пожалуй, это еще слабо сказать. Складывающие его бревна были черны. Местами их испещряла причудливая резьба. Затейливая и безукоризненная. Подобной раньше я никогда не видел.
Учитель и проводник мой, Тихон Арконов, мне объяснил, что эта резьба представляет собой руническую вязь. Тогда лишь я рассмотрел, действительно, в этих резах, соединенных по верху сплошной чертой, руны– «руськие письмены». Она была очень густой, эта вязь: повсюду можно было заметить, что сочетаются воедино два, а то и более знаков.
Сплошные ленты письмен прерывались изображениями своеобычных солнышек и коней. Арконов пояснил: этими фигурками отделяется текст одного заклинания от иного.
Рунические заклинания! Впрочем, и без того дом отличался разительно от обыкновенной хаты. Его основание складывали замшелые валуны... Рождалось из чего-то само собой ощущение веков, прошедших над его крышей.
А эта крыша, кстати, была особенная. Приземистая и на четыре ската, будто у башни.
И необычная была над нею труба. Выше и шире чем, вроде бы, требуется исходя из размеров дома. И привлекал внимание козырек, защищающий отверстие дымохода. Он поднят был высоко над камнем трубы, так что образовывал подобие небольшого, четырехскатного же, навеса.
Размеры дома были не особенно велики, а между тем он ощущался весь как здание основательное... как нечто вроде малого храма или же башни, поставленной почему-то вне крепостной стены.
Похоже, дом пребывал пустым.
Из разговора местных жителей довелось услышать, что называют его в селении огневой. Такое имя не могло ни привлечь внимания, и как-то я спросил Тихона, когда мы с ним проходили около, почему его так назвали.
– А в нем еще Василько, рассказывают, с огнем беседовал, – отвечал Тихон.
Я чуть было ни споткнулся, услышав такой ответ.
Ведь Василько, или, как называли его в деревне, Васька Лесовкин – это был последний кетский великий шаман. Погибший, как передавала легенда, четыре века назад. (И не успевший посвятить преемника себе. И так прервалась у кетов цепь великих шаманов.)
Четыре века назад... Так вот он сколько уже стоит, этот дом!
– И что же? Ни время, ни пожар его до сих пор не взяли?
– Ну, чтобы огневой дом – да сгорел?... – сверкнув прищуренными глазами, улыбнулся в ответ Арконов. – Рыбка ведь своею косточкой не подавится. А что касается времени... Ты заметил, что срублен дом необычно? Его основная клеть есть правильный куб. И мало того что ориентированный по сторонам света (таковы все справные избы здесь). Он, заметь, еще и покоится на неколебимом фундаменте, чтобы стоял идеально ровно. И крыша у него не обычная двускатная, а – правильная пирамида.
– Ну так и что же?
– Правильно построенное долго стоит. Правильно – то есть по канону золотого сечения.
– Отчего?
– Кто знает? Вот отчего Солнышко восходит на востоке, а заходит на западе, а не наоборот?
– Потому что Земля так вертится.
– А почему она вертится так, а не наоборот?
Я понял, что тут пойдет, как называл Тихон, игра в бесконечную матрешку. И сказал так:
– Но ведь должно же быть какое-то объяснение.
– Этого добра всегда много, – улыбнулся Арконов. – Читал, например, такое. «Радиоэстезия определенной формы организации внутреннего пространства замедляет локальную скорость потока времени внутри этой формы.» Сказано, по сути, не больше, чем я тебе сказал. А вот закручено так, что, будто бы, тут и какое-то объяснение.
– Однако ведь... замедляет?
– Что ж, можно сказать и так. Невольно тут будешь думать, что для этого домика, пожалуй, времени река течет медленнее. Многое вокруг изменяется, уходит и приходит, а он стоит... Он был еще до времен Лесовкина. Когда тут никакого поселка... что там – заимки-то никакой не было... Тогда, значит, на этих берегах обитал только Царь Огонь. И с тех времен все ходят легенды в окрестных землях про змиев огненных, что в небе ночном играют, в трубу влетают... Ну, змии-то конечно не змии, а к дому, ты сам заметил, и до сих пор без надобности близко не подходит никто. Побаиваются. И правильно делают.
– Но должен ведь за домом кто-то присматривать?
– Ну, а как же. Присматривают, кому передано. Дедушка один тут живет в Тайге, он заходит. С его благословения и я иногда заглядываю, когда идти мимо. Хочешь, так и с тобой зайдем, посидим, с огнем побеседуем.
Я даже остановился, невольно. Таким неожиданным оказалось это предложение. Арконов прислонился к стволу сосны около тропинки и устремил на меня спокойный ожидающий взгляд.
– Конечно хочу! Вот только... Ведь мы с тобой христиане. С огнем беседовать... Напоминает радения огнепоклонников. А не язычество ли все это? Не грех ли?
Арконов рассмеялся весело, да так звонко, что белочка, застывшая было меж ветвей посмотреть на нас, поспешно устремилась вверх по стволу.
– «Язычество»? Вот уж язычества-то на русском Севере не было никогда!... Крутую, ничего не скажешь, баечку соткали кабинетные умники! Чай, с немцев еще пошло, которые против Михайлы Ломоносова интриговали... Язычники – это, я тебе скажу, всякие там людоеды в пампасах! Впрочем, и не только в пампасах... Да и не одни людоеды, конечно. Язычниками правомерно называть всех, не ведающих о Триедином Боге. А если у народа есть веда, что богов много, но Бог – един[1] ... причем, не только вообще Един, а, конкретно, есть Три-Единый... тогда уж это будет никакое ни язычество. А будет это ведизм. Язычники же, повторю, это те, которые тайну Божия Триединства понять не могут... А знаешь, кстати, на каком примере изъясняют эту тайну отцы христианской церкви?
1
При этих слова Тихона мне вспомнилось место из Апостола, исповедующее: