Он уже не хотел спать и раздумывал над тем, чтобы пойти на площадь Омонии, где всегда открыт бар, купить свежую газету и выпить хорошего турецкого кофе. Быть может, там окажется и какая-нибудь итальянская газета: «Ла Стампа» сразу же стала освещать студенческие волнения, на первой странице, а вот «Каррьере» еще не начала о них писать.
Он достал из кармана неначатую пачку «Ригас» и закурил сигарету, спрятавшись от ветра за фонарным столбом. Когда он поднял голову, ужасный звук внезапно разрезал спокойный ночной воздух, и чудовищная машина выехала из бокового переулка, а потом остановилась перед ним, ослепляя его фарами. Затем она повернулась, разрывая асфальт гусеницами, и двинулась по направлению к университету, за ней следовали два грузовика. С противоположной стороны быстро шел еще один танк. Через минуту они остановились перед Политехническим, повернув орудийные башни на колоннаду атриума.
Клаудио прислонился к фонарю и стал бить кулаком по холодному железу, снова и снова, до боли. Элени оказалась в ловушке.
Он бросился бежать по лабиринту улиц у подножия Ликабета, так быстро, что сердце его разрывалось. Потом остановился, задыхаясь, и снова помчался дальше, без цели, а потом наконец оказался на огромном пустом пространстве площади Синтагмы. Перед зданием Парламента два эвзона проходили взад-вперед своим торжественным шагом, неся караул у Могилы неизвестного солдата. Их черные, с золотом, кители поблескивали в ночи, белые юбочки развевались на ветру. Издалека они выглядели такими маленькими, что походили на кукол, вроде тех, какими доверху полны витрины туристических магазинов на Плаке. За их спинами спал вечным сном нагой мраморный воин, и слова великого человека прошлого, высеченные на камне над ним, казались проклятием в эту злосчастную ночь.
2
Афины, городская больница Кифиссии
17 ноября, 3.00
— Я дежурный врач, вы можете поговорить со мной.
— Меня зовут Аристотелис Малидис, я хотел бы знать о состоянии здоровья профессора Арватиса. Я сам отвез его сюда час назад.
Врач снял трубку и позвонил в отделение, чтобы получить нужную информацию.
— К сожалению, — сказал он через некоторое время, — пациент умер.
Ари опустил голову и трижды перекрестился на православный манер.
— Я могу поговорить с врачом, который им занимался? Профессор был одинок, я его помощник… у него не было в мире никого, кроме меня.
Врач снова позвонил в отделение.
— Да. Можете подняться. Спросите доктора Псарроса, это на третьем этаже.
Ари вошел в лифт. Поднимаясь, он смотрел на себя в зеркало на стене кабины. Резкий свет лампы лился ему налицо с потолка, ярко вырисовывая черты лица, отмеченного усталостью, невероятно старя его. Дверь открылась, впереди оказался длинный коридор, освещаемый неоновыми лампами. Два санитара играли в карты на посту. В стеклянной будке клубился дым, окурки сыпались через край пепельницы на столе. Ари спросил доктора Псарроса, его провели в кабинет. На столе врача стоял радиоприемник, передававший классическую музыку.
— Мое имя Малидис. Я час назад привез сюда профессора Арватиса. Я знаю… что он… умер.
— Мы сделали все возможное. Но было уже слишком поздно, он был безнадежен. Почему вы не привезли его раньше?
Ари колебался.
— От чего он умер?
— Остановка сердца. Возможно, инфаркт.
— Почему вы говорите «возможно»? Разве симптомы не очевидны?
— С этим человеком была какая-то странность, которую нам не удалось понять. Быть может, вы нам поможете. Скажите, как это произошло.
— Я расскажу вам, что знаю. А пока… Могу я его видеть?
— Да, конечно. Тело пока еще находится в палате. Номер 9.
— Спасибо.
Профессор Арватис покоился на больничной койке под простыней. Ари откинул край ткани и не смог сдержать слез. На лице старика еще остались следы мучений — о них свидетельствовали запавшие виски, черные круги у глаз, сведенная челюсть. Ари встал на колени, прислонившись лбом к постели.
— Я никого не нашел по этому адресу, профессор, только твое безумие и, быть может, мое тоже… О Боже, Боже, если б я тебя не послушался, ты еще был бы жив.
Он встал, коснулся лба профессора рукой, потом снова накрыл его лицо простыней. Взгляд его упал на противоположную стену: на стуле лежала одежда старика, на вешалке висел пиджак.