Она оборачивается к нему. Он опускает взгляд.
Не знаю, что бы я без тебя делал, Сильвия, правда не знаю. Я… (ему страшно трудно говорить)… я люблю тебя.
СИЛЬВИЯ: (равнодушная, смущенная улыбка). Что все это значит?
ГЕЛЬБУРГ: Ты должна выздороветь. Если я что-то делаю не так, я изменю себя. Мы попробуем жить иначе. А ты должна делать, что скажет врач.
СИЛЬВИЯ: Да что я могу? Торчу здесь, а они заявляют: со мной все в порядке.
ГЕЛЬБУРГ: Послушай… Хьюман — очень умный человек…
Он поднимает ее руку, смущенно и с улыбкой целует запястье.
Когда я разговаривал с ним, мне пришла в голову одна мысль. Может, нам стоит сесть втроем и поговорить о… ну, обо всем.
Пауза.
СИЛЬВИЯ: Теперь это уже не важно, Филипп.
ГЕЛЬБУРГ: (смущенно усмехнувшись). Откуда ты знаешь? Может…
СИЛЬВИЯ: Слишком поздно.
ГЕЛЬБУРГ: (с напором, испуганно). Почему? Почему поздно?
СИЛЬВИЯ: Мне странно, что тебя это все еще заботит.
ГЕЛЬБУРГ: Не заботит, просто иногда я думаю об этом.
СИЛЬВИЯ: Слишком поздно, мой дорогой, это не играет уже никакой роли. Уже много лет.
Она забирает руку. Пауза.
ГЕЛЬБУРГ: Ну, хорошо. Но если ты захочешь, то я…
СИЛЬВИЯ: Мы ведь говорили об этом. Из-за этого мы с тобой дважды были у рабби Штайнера. А что изменилось?
ГЕЛЬБУРГ: Тогда я думал: это произойдет само собой. Я был так молод и ничего не смыслил. Это возникло из ничего, и я думал оно так же и исчезнет.
СИЛЬВИЯ: Прости, пожалуйста, Филипп, но оно не возникло «из ничего».
Гельбург молчит, пряча взгляд.
Ты пожалел о том, что женился.
ГЕЛЬБУРГ: Я не «пожалел»…
СИЛЬВИЯ: Нет, пожалел. Но можешь и не стыдиться этого.
Долгая пауза.
ГЕЛЬБУРГ: Я хочу сказать тебе правду: тогда я думал, если мы расстанемся, это меня не убьет. Это я могу подтвердить.
СИЛЬВИЯ: Я всегда это знала.
ГЕЛЬБУРГ: Но уже много лет я не думаю так.
СИЛЬВИЯ: Ну и вот она я. (Раскидывает руки, взгляд в высшей степени ироничен). Вот она я, Филипп!
ГЕЛЬБУРГ: (с болью). Так, как ты это говоришь, звучит не очень-то…
СИЛЬВИЯ: Не очень как? Вот она я, и, надо сказать, уже очень давно.
ГЕЛЬБУРГ: (волна беспомощного гнева). Я пытаюсь тебе что-то сказать!
СИЛЬВИЯ: (теперь с открытой издевкой). Я же тебе сказала: вот она я!
Гельбург делает круг, пока она говорит, не то пытаясь спастись бегством, не то ища новые подступы.
Я здесь ради своей матери, ради Жерома, ради всех, но не ради самой себя. Но я здесь, и здесь я. А ты, наконец-то, захотел об этом поговорить, при том, что я постепенно старею? Как же мне тебе объяснить? Скажи как, и тогда я скажу так, как ты хочешь. Так что же я должна сказать?
ГЕЛЬБУРГ: (с болью и чувством вины). Я хочу, чтобы ты встала.
СИЛЬВИЯ: Я не могу встать.
ГЕЛЬБУРГ: (берет обе ее руки). Ты сможешь. Давай, вставай.
СИЛЬВИЯ: Не могу!
ГЕЛЬБУРГ: Ты сможешь встать, Сильвия. Обопрись на меня и встань на ноги.
Он поднимает ее, потом отпускает ее и делает шаг в сторону. Она рухнула на пол. Он склоняется над ней.
Чего ты хочешь этим добиться? (Встает на колени и орет ей в лицо.) Чего ты хочешь этим добиться, Сильвия?
Она смотрит на него, ошеломленная этой загадкой.
Затемнение.
Скрипач играет, затем свет гаснет.
Сцена третья
Приемная доктора Хьюмана. Он в костюме для верховой езды. Харриет сидит возле письменного стола.
ХАРРИЕТ: Бедная моя сестра. А ведь у них есть все! Но почему это связано с ее головой? Она же парализована.
ХЬЮМАН: Паралич ее невозможно подтвердить. Он протекает не по ее нервным волокнам. Верхняя часть бедер затронута лишь частично, икры тоже. Нет никаких физиологических причин. Мне хотелось бы задать несколько вопросов.
ХАРРИЕТ: Знаете, я очень рада, что ею занимаетесь вы. Мой муж тоже так считает.
ХЬЮМАН: Благодарю вас.