ХАБИХТ. Мне? Почему вы думаете, что она нужна мне? Она нужна именно, только и единственно людям нашей волости! Подумаете об этом, хозяйка Эзертевов! Я верил, я доверял вам, латышским крестьянам. Как вы оправдали это мое доверие? Как ваш народец отнесся к нам — великому культурному народу! Вы предали наш общий союз, который создавался не год и не два, а чуть ли не тысячу лет! Подумаете — семь веков! Мы, да и вы были в праве считать, что наши отношения за эти годы проверенны, что они практически веч-ны-е! А что сделали вы! Стали опрокидывать незыблемое! И все же! Не смотря на все, в этот воистину тяжелый час я взял на себя неблагодарный труд вас, крестьян моей волости, защищать! Вы, может быть, все же могли бы сказать мне за это спасибо… Не трудно представить, как бы выглядела волость, если бы драгуны тут действовали, как им заблагорассудится… (Пауза.) Вы бы должны быть мне благодарны, что я создал эту — основанную на отзывчивости самих крестьян — столь миролюбивую систему наказания. Тут уж действительно все в ваших руках! Однако же! Кто за эти две недели раздумий не сможет сделать достойных выводов о ложных, тупиковых путях 1905. года, того уж, по горячим следам, поджидает кара пострашнее. Обратного пути нету! В этом я даю вам мое честное слово дворянина! Иначе бы я уже не смог бы уважать сам себя.
МАРГАРИТА. Господин барон! Теперь я говорю начистоту, совсем открыто. Неужели вы не рассмотрели глубинный смысл событий? Того, что латыши захотели действительного изменения наших столетних отношений с немцами и русскими. Мы уже ни хотим стоять ниже вас, а рядом, бок о бок…
ХАБИХТ. Равенство? Какая утопия! Нигде в природе вы не увидите равенства! Почему вы надеетесь, что оно возможно именно у людей? Вслушаемся, чему нас учит естествознание и история человечества.
МАРГАРИТА. И что же доказывает, что немецкий крестоносец был лучше, умнее, способнее латышского крестьянина?
ХАБИХТ. Что доказывает? Да хотя бы то, что немецкий крестоносец, да, да, именно он пришел в Балтию и подчинил местные племена, а не наоборот! Уже в 1184 году прибыл миссионер Меинхарт и крестил ливов! И в это время в Германию не прибыл некий Калниньш или Охолиньш, чтобы перекрестить какого то немецкого фирста в язычество. (Пауза.) Не говоря уже о том, что, хоть и завоеватель, немецкий рыцарь все же принес в эту европейскую глубинку культуру и цивилизацию. Вопрос, как видите, дискуссии не подлежит.
МАРГАРИТА. Но ведь мы начали дискутировать! Значит, вопрос все же обоснован!
ХАБИХТ. Зря вы все это! Есть, однако… с извечные исторические градации. И они в силе. И если уж на то пошло… Эти градации включают в себя и Германию, и Россию, и не в пользу последней. С этим русским в будущем придется считаться. (Долгая пауза.) Трудно мне, что-то прибавить к уже сказанному! Надеюсь, вы поняли меня до конца. И если кто в данной ситуации желает сделать что-то воистину хорошее, то он обязан направлять людей, чтобы на следующее воскресение они использовали нашу последнюю уступку — соизволение самим прийти на церковную площадь… Так как потом поздно будет. Надеюсь, вы, хозяйка Езартевов, были сегодня в церкви и видели, что на площади никакие зверства не происходят!
МАРГАРИТА. Я… Я, к сожалению, не была на площади. Я навещала семью подруги. Там и услышала. Что будто бы стреляли в человека…
ХАБИХТ. К моему великому прискорбию, да. Но поверьте мне — не по моей вине! Ах, значит, вы сегодня там не были… Жаль, жаль… Жаль тоже, что выслушиваете сплетни… (Резко и деловито.) Как дела дома? Хозяйство скоро будет выплачен не так ли? Как здоровье хозяина?
МАРГАРИТА. Спасибо…
ХАБИХТ (долго смотрит на Маргариту). Эзертеву в свое время крупно повезло. Даже теперь, Маргарита, я не могу этого отрицать. Единственная дочь самого состоятельного хозяина волости против воли родителей выходит за… не очень богатого молодого хозяина с не выплаченным домом… Надо мне сказать, хотя и с некоторой грустью, я очень уважал вас за такой поступок.
МАРГАРИТА. Спасибо…
ХАБИХТ. Как молодое поколение? Один сын, если не ошибаюсь, у вас студент?
МАРГАРИТА. Да… Да, да… В Тербате…
ХАБИХТ. Да, да… (Подходит к окну, долго всматривается в темноту, как бы про себя говорит обеим хорошо известные строки.)