Дж.Р.Р. Толкин
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ТОМА БОМБАДИЛА
И ДРУГИЕ ИСТОРИИ
МИФОПОЭЙЯ
Перевод С. Степанова
Ты к дереву относишься прохладно:Ну дерево, растет себе и ладно!Ты по земле шагаешь, твердо зная,что под ногами просто твердь земная,что звезды суть материи обычнойкомки, по траектории цикличнойплывущие, как математик мыслил,который все до атома расчислил.
А между тем, как Богом речено,Чей Промысел постичь нам не дано,как будто без начала и конца,как свиток, разворачиваетсяпред нами Время, — и не внять в миру намтаинственным его и странным рунам.И перед нашим изумленным глазомбессчетных форм рои проходят разом, —прекрасные, ужасные фантомы,что нам по большей части незнакомы,в которых узнаем мы иногдазнакомое нам: дерево, звезда,комар, синица, камень, человек...Задумал Бог и сотворил навеккамнеобразность скал и звезд астральность,теллур земли, дерев арбореальность;и люди из Господних вышли рук —гомункулы, что внемлют свет и звук.Приливы и отливы, ветер в кронах,медлительность коров, сок трав зеленых,гром, молния, и птиц стремленье к свету,и гад ползучих жизнь и смерть — все этоВсевышнему обязано зачатьеми Божией отмечено печатью.При всем при том в мозгу у нас оноотражено и запечатлено.
Но дерево не «дерево», покуданикто не увидал его как чудои не сумел как «дерево» наречь,—без тех, кто раскрутил пружину-речь,которая не эхо и не слепок,что лик Вселенной повторяет слепо,но радованье миру и сужденьеи вместе с тем его обожествленье,ответ всех тех, кому достало сил,кто жизнь и смерть деревьев ощутил,зверей, и птиц, и звезд, — тех, кто в темницезасовы тьмы подтачивает, тщитсяиз опыта предвестие добыть,песок значений моя, чтоб намытькрупицы Духа, — тех, кто стал в итогемогучими и сильными, как боги, —кто, оглянувшись, увидал огни тамэльфийских кузниц, скованных гранитом,и увидал на тайном ткацком станеиз тьмы и света сотканные ткани.
Тот звезд не видит, кто не видит в нихживого серебра, что в некий миг,цветам подобно, вспыхнуло в музы́ке,чье эхо на вселенском древнем ликеподнесь не смолкло. Не было б небес —лишь вакуум! — когда б мы жили безтого шатра, куда вперяем взорына шитые эльфийские узоры;негоже землю нам восприниматьиначе, чем благую Первомать.
Сердца людей из лжи не до конца.Внимая Мудрость Мудрого Отца,сколь человек отложенным ни былднесь от Него, Его он не забыли не вполне отпал и извратился.Быть может, благодати он лишился,но не утратил прав на царский трон —и потому хранит поныне онлохмотья прежней княжеской одеждыкак память о былом и знак надежды.В том царственность, чтобы владеть всем миромв твореньи и не почитать кумиромВеликий Артефакт. И наконец,ведь человек, хоть малый, но творец! —он призма, в коей белый свет разложени многими оттенками умножени коей сотни форм порождены,что жить у нас в мозгу насаждены.Хоть гоблинами с эльфами в мирумы населяем каждую дыруи хоть драконье семя сеем мы,творя богов из света и из тьмы, —то наше право! — ибо сотворяя,творим, Первотворенье повторяя.
Конечно, все мечты суть лишь попытки —и тщетные! — избегнуть страшной пыткидействительности. Что же нам в мечте?Что эльфы, тролли? Что нам те и те?Мечта не есть реальность, но не всуемы мучаемся, за мечту воюяи боль одолевая, ибо мысим преодолеваем силы тьмыи зла, о коем знаем, что онов юдоли нашей суще и дано.
Блажен, кто в сердце злу не отвечает,дрожит, но дверь ему не отпираети на переговоры не идет,но, сидя в тесной келье, тихо ткетузор, злащенный стародавним словом,которое под древней Тьмы покровомдавало нашим предкам вновь и вновьпокой, надежду, веру и любовь.
Блажен, кто свой ковчег, пусть даже хрупкий,построил и в убогой сей скорлупкеотправился в неведомый тумандо гавани безвестной в океан.
Блажен, кто песню или миф творити в них о небывалом говорит,кто вовсе не забыл о страхах Ночи,но ложью не замазывает очи,достатка не сулит и панацеина островах волшебницы Цирцеи(не то же ль рай машинный обещать,что дважды совращенных совращать?).Пусть впереди беда и смерть маячат, —они в глухом отчаяньи не плачут,не клонят головы перед судьбой,но поднимают песнею на бой,в день нынешний и скраденный векамивселяя днесь неведомое пламя.
Хочу и я, как древле менестрель,петь то, чего не видели досель.Хочу и я, гонимый в море мифом,под парусом уйти к далеким рифам,в безвестный путь, к неведомой земле,что скрыта за туманами во мгле.Хочу и я прожить, как тот чудак,что, золота имея на пятак(пусть не отмыто золото от скверныи прежние пути его неверны!),запрятывать его в кулак не станет,но профиль короля на нем чеканити на знаменах вышивает ликии гордый герб незримого владыки.
А ваш прогресс не нужен мне вовеки,о вы, прямоходящи человеки!Увольте, я в колонне не ходокс гориллами прогресса! Весь итогих шествия победного, ей-ей,зиянье бездн, коль в милости СвоейГосподь предел и срок ему положит.А нет, — одно и то же он итожит,переменяя разве что названья,верша по кругу вечное топтанье.Я к миру не имею пиетета,где то всегда есть «то», а это — «это»,где догма от начала до концаи места нет для Малого творца.И пред Железною Короной злая золотого не сложу жезла!
* * *
Наш взгляд в Саду Эдемском, может статься,от созерцанья Света оторватьсязахочет и невольно упадетна то, что видеть этот Свет дает,и в отраженьи Истины яснеймы Истину поймем и вместе с Нейувидим мы свободное творенье,в конце концов обретшее Спасенье,которое ни нам, ни Саду злос собой в благие кущи не внесло.Зла не узрим мы, ибо зла истокине в Божьей мысли, но в недобром оке.Зло в выборе недобром и стремленьи,не в нотах зло, но в безголосом пеньи!Поскольку жить по кривде невозможнов Раю, — там сотворенное не ложно,и не мертвы творящие, но живы,и арфы золотые не фальшивыв руках у них, и над челом, легки,пылают огненные языки, —они творят, как Дух велит Святой,и выбор свой вершат пред Полнотой.КУЗНЕЦ ИЗ БОЛЬШОГО ВУТТОНА
Перевод И. Кормильцева
Была однажды на белом свете деревня: не так давно для тех, у кого память долгая, не так далеко для тех, у кого ноги длинные. Звалась она Большой Вуттон, но не потому что была большой, просто больше, чем Малый Вуттон, таившийся неподалеку в лесной чащобе. Но хоть и невелико было местечко, а все же жило в нем порядочно народу — плохого, хорошего, всякого, — как водится.
Вуттонцы по большей части были людьми зажиточными. Слыли они в округе искусными в разных ремеслах, особенно в поварском деле. Была в Вуттоне просторная Общинная Кухня, а хозяйничал на ней Кухмейстер — лицо важное и всеми уважаемое. Дом Кухмейстера и Кухня примыкали к Ратуше — самому старому и красивому зданию во всем Вуттоне. Крепкий камень пошел на ее стены и добрый дуб, и содержали Ратушу в образцовом порядке, хотя позолоты давно уже не обновляли. В Ратуше собирались вуттонцы посовещаться, посудачить и просто повеселиться по общим праздникам и семейным торжествам. Так что Кухмейстер без работы не скучал, поскольку где праздник, там и застолье. А праздников в году было немало, хотя так уж вышло, что на зиму выпадал всего лишь один. Зато как его ждали!