страшно и против шведа идти. Снял Петр шляпу, поклонился, приказал
похоронить погибшего с офицерскими почестями.
До позднего вечера русские рубили просеку. А утром в крепости началась
тревога. Забегали на стенах караульные. Поднялся на высокую башню комендант.
Шведы смотрели на Неву. Там, словно утиные выводки, на легкой волне качались
русские лодки. Не сразу поняли шведы, в чем дело. А когда разобрались, было
поздно: русские начали штурм.
«ГОСУДАРЬ ПЕТР АЛЕКСЕИЧ ОТСТУПЛЕНИЕ ПОВЕЛЕЛ!»
Две недели днем и ночью громыхали русские пушки. От частых команд охрипли
артиллерийские офицеры. Усталые бомбардиры валились с ног. Нотебург горел.
Но шведы не сдавались.
— Эка орех каков! — говорил Петр. — Не раскусишь.
Наконец, на четырнадцатый день, одна из стен треснула. С шумом повалились
камни. А когда утихло и улеглась пыль, увидели русские: в стене широкий
пролом.
Бросились солдаты к лодкам, поплыли к острову. Командовать штурмом Петр
поручил храброму полковнику князю Голицыну. Высадились солдаты на берег,
кинулись к пролому.
— Сдавайтесь! — кричат русские.
Шведы молчат, бросают с крепостных стен камни и раскаленные ядра, льют
на головы наступающим горячую воду. Трудно русским. Видно, рано начали
штурм.
Понял Петр, что войска поторопились, отдал приказ отступить.
С царским приказом послали к Голицыну молодого, необстрелянного солдата.
Прибыл солдат на остров, стал разыскивать Голицына. Да разве найдешь! Кругом
дым, огонь, в двух шагах ничего не видно. Подбежит солдат к одному месту —
говорят, Голицын в другом; бросится туда — его посылают в третье.
Измучился солдат, отошел в сторону.
И вдруг напал на солдата страх. Страшно ему ослушаться и не передать
Голицыну царский приказ. Но еще страшнее вновь подойти к крепости. И рад
бы пойти, да ноги сами несут в обратную сторону, к берегу, туда, где стоят
лодки.
Подошел солдат к берегу. Видит — у лодок кто-то толпится. Посмотрел на
форму— преображенцы. «Ну, не один я струсил!» —обрадовался молодой солдат.
Смотрит новичок: преображенцы сталкивают лодки в воду. Лодки сталкивают,
а сами не садятся. «Что такое? — не может понять молодой солдат. — В чем
дело?» И вдруг понял: решили преображенцы биться до последнего. А раз так — не
нужны им лодки. Нечего лодкам стоять у берега, незачем дразнить солдат.
— Стой, братцы, стой! Что вы, братцы! — закричал молодой солдат.
Посмотрели преображенцы на новичка, подивились, что за крикун такой, и стали
продолжать свое дело.
— Стой, стой! — вновь закричал молодой солдат, подбежал к лодкам, вцепился
в одну из них руками. — Не пущу! — кричит. — Государь Петр Алексеич
отступление повелел. На чем плыть будем?
«Ну и трус! — подумали преображенцы. — Самого царя приплел!» Подошли к
солдату, стали оттаскивать от лодки. А он упирается и все твердит:
— Государь Петр Алексеич отступление повелел!
Но никто ему не поверил. Какая же вера может быть трусу? Разозлились
преображенцы, решили поступить с молодым солдатом, как с предателем. Схватили,
раскачали и бросили в воду.
Однако солдат не утонул. Хоть и трус был, да, видать, силу имел немалую,
выплыл. Вылез весь мокрый, вода ручьями стекает с кафтана. Посмотрел молодой
солдат в сторону крепости. То ли страх у него прошел, то ли стыдно перед
товарищами стало, только скинул солдат кафтан и побежал к пролому.
А у самого пролома столкнулся солдат с князем Голицыным. Хотел солдат
передать царский приказ, да понял — поздно. Смолчал.
Русские продолжали штурм.
ШВЕДЫ ВЫБРОСИЛИ БЕЛЫЙ ФЛАГ
Не раз Петр бивал Меншикова, любую провинность не прощал. Изведал Мен-
шиков и увесистый петровский кулак, и ловкую в руках Петра тяжелую дубовую
палку. Но зато и любил Петр Меншикова больше всех на свете. Знал: скажи —
пойдет Меншиков в огонь и в воду.
Вот и сейчас не отступает Меншиков от царя ни на шаг. Стоят Петр и
Меншиков у русских батарей, смотрят на крепость. Плохи дела у русских. Отбили
шведы штурм, приободрились. Того и гляди, сами начнут атаку.
— Государь, — обращается Меншиков к царю, — не устоят наши, пусти на
подмогу. Пусти, а, государь! — умоляет Меншиков.
Петр молчит. Дергается тонкий петровский ус. Царь нервничает.
— Государь... — вновь начинает Меншиков.
А дела у пролома совсем плохи. Шведы вышли из крепости, теснят русских
к реке. На рослого преображенца навалились сразу трое, схватили шпаги,
прокололи, словно бабочку.
— Государь, — не отстает Меншиков, — пусти! А, государь!
— Ладно, ступай, — сдается наконец Петр.
Собрав двенадцать лодок, Меншиков отплыл к крепости. Что есть силы солдаты
налегли на весла. Против течения по быстрине плыть трудно. Взмахнут солдаты
веслами, нажмут, бурлит по сторонам вода, пенится, а лодки почти ни с места.
— Давай, братцы, нажмем, братцы! — подбадривает Меншиков солдат, а сам с
тревогой смотрит на берег.
Не отводит глаз от крепости и Петр. Совсем мало русских осталось на острове.
Понимает царь: не подоспеет подмога. Отвернулся Петр, безнадежно махнул
рукой.
А когда посмотрел вновь, не поверил своим глазам: лодки — у острова.
Первым выскочил Меншиков. Взмахнул шпагой, врезался в толпу шведов.
Только теперь Петр заметил: Меншиков без кафтана, в одной розовой шелковой рубахе.
Меншиков пробился к стене. Ловко, как кошка, полез по штурмовой лестнице,
ухватился за край пролома, подтянулся, вскочил на ноги и радостно замахал
шляпой.
— Хвастун, ой хвастун! — не сдержался Петр.
Неожиданно в пролом повалил дым, злыми языками пробилось пламя.
Озаренная огнем, метнулась розовая рубаха Меншикова. Что было дальше, Петр не
видел, мешал дым. В судороге, словно кто-то дергал его за нитку, зашевелился
петровский ус.
Прошла минута, вторая, третья. И вдруг...
— Видишь? — закричал Петр прямо в ухо стоящему рядом солдату.
— Никак нет, ничего не вижу, бомбардир-капитан! — ответил солдат.
— Дурак! Куда смотришь? Вон куда гляди! — И Петр показал на стену.
Там, на самом верху, среди огня и дыма, меж острых зубцов стены, словно
победное знамя, развевалась розовая, из шелка шитая рубаха бомбардир-поручика
Александра Меншикова. Обезумев от боя, со страшно перекосившимся лицом,
Меншиков метался у самого обрыва. А рядом с ним, слева и справа, мелькали
зеленые кафтаны русских солдат. Вот их все больше и больше. Вот уже почти не
видно шведов. Вот...
Петр посмотрел в подзорную трубу. В стекле встрепенулось что-то белое. Флаг,
белый флаг! Шведы выбросили белый флаг. Шведы сдаются!
Отбросив в сторону трубу, Петр закричал:
— Виктория! Виктория! Орех-то разгрызли. Вон оно как!
Старой русской крепости Петр дал новое название — Шлиссельбург. Сейчас в
память о царе Петре Шлиссельбург называется Петрокрепостью.
НЕБЫВАЛОЕ БЫВАЕТ
Измученный дальней дорогой, в столицу Швеции прибыл гонец. Принес он
тревожную весть: русские идут к Финскому заливу, к крепости Ниеншанц.
Крепость Ниеншанц стояла на берегу Невы, недалеко от впадения Невы в
Финский залив. Потерять шведам Ниеншанц — значит, пустить русских к морю.
Заволновались шведы, снарядили военные корабли, послали помощь.
На всех парусах мчатся шведские корабли к Неве. Подгоняет попутный ветер
шведские фрегаты. Носятся над палубами чайки, обещают недалекий берег. А тем
временем русские штурмуют крепость. Не выдержали шведы штурма, не
понадеялись на помощь — пробили шведские барабаны сигнал к сдаче. Пришли корабли
к Неве, а уже поздно: русские в крепости.