– Аманда, – дрожащим голосом воскликнула Мегги. – Он ее звал перед смертью. А когда мы стояли на скале в Луп-Хеде, на его излюбленном месте, он часто шутил, что вот сейчас мы с ним сядем в лодку и поплывем далеко-далеко, через океан И остановимся только у какого-нибудь паба в Нью-Йорке. – Она не выдержала и горько разрыдалась. – В Нью-Йорке. Теперь я понимаю: там жила Аманда…
– Он произнес перед смертью ее имя?! – Бриана поднесла руку ко рту, чуть было не начав по школьной привычке грызть ногти. – Да-да, я помню, ты что-то говорила про это… А больше он ничего не сказал?
– Нет, только позвал ее – и все. – Мегги сердито смахнула слезы. – Ничего он не сказал, ровным счетом ничего! Он любил ее, но даже не попытался что-то сделать.
– А что он мог сделать? – пожала плечами Бриана.
– Не знаю. Что-нибудь! – Слезы хлынули вновь. – Господи, он же провел свою жизнь в аду! Почему, почему? Потому что церковь запрещает разводы? «Бросать жену грешно…» Но ведь он уже согрешил однажды, совершил прелюбодеяние. И разве его можно за это осуждать? Я, во всяком случае, не могу, потому как прекрасно помню, что ему приходилось терпеть в этом доме. Но… почему, скажите на милость, он не взбунтовался? Почему не вырвался отсюда?
– Он остался из-за нас, – ледяным тоном ответила Бриана. – И ты это отлично знаешь.
– И, по-твоему, я должна быть ему за это благодарна?
– А ты хочешь осудить его за то, что он тебя любил? – тихо произнес Роган. – Или тебя возмущает, что он любил еще кого-то?
Глаза Мегги гневно сверкнули, но тут же погасли.
– Нет, но мне обидно, что у него ничего не осталось, кроме воспоминаний.
– Прочитай остальные письма, Мегги.
– Да, сейчас. А ведь это было почти сразу же после твоего рождения, – пробормотала Мегги, разворачивая второе письмо.
– Я знаю, – тусклым голосом ответила Бриана.
– Мне кажется, она его очень любила. От письма веет такой добротой. Разве он многого просил от жизни? Нет, только любви и доброты. – Мегги посмотрела на сестру, но, опять натолкнувшись на холодный, чужой взгляд, потянулась за последним письмом.
Бриана сидела, словно окаменев.
– Если бы он хотя бы… – начала Мегги и осеклась. – Господи! Ребенок…
Она инстинктивно схватилась за живот.
– Аманда была беременна.
– Да, и теперь у нас с тобой есть где-то брат или сестра. И я не знаю, что делать.
Мегги в бешенстве вскочила и заметалась по комнате. Чашки на столе жалобно задребезжали.
– Что делать? Разве все уже не сделано двадцать восемь лет назад?
Расстроенная Бриана кинулась было к сестре, но Роган остановил ее, шепнув:
– Ничего, пусть побегает. Ей так легче.
– Но какое право она имела взять и уехать? – вопрошала Мегги. – А он почему отпустил ее?.. И теперь, по-твоему, мы должны все это расхлебывать? С какой стати? Ведь речь идет не о бедной маленькой сироте, Бриана, а о взрослом человеке. Что у нас с ним общего?
– Отец, Мегги. Это наш родственник.
– Ах, ну конечно! Он тоже Конкеннан. Господи, смилуйся над нами! – Мегги обессиленно облокотилась о каминную доску и невидящим взором уставилась в огонь. – Неужели наш отец был таким слабовольным?
– Мы не знаем, что он предпринял. И, наверное, никогда не узнаем. Может быть, мама… – осторожно предположила Бриана.
Мегги горько рассмеялась.
– Нет, она даже не подозревает, можешь не сомневаться. Или ты полагаешь, она не пустила бы против него в ход столь мощное оружие? Наша матушка ничем не брезговала.
– Тогда и сейчас ей, пожалуй, не надо ничего рассказывать.
Мегги медленно обернулась.
– Ты так считаешь?
– Зачем причинять человеку боль?
Мегги поджала губы.
– По-твоему, ей будет больно?
– А ты уверена, что нет?
Мегги вспыхнула, но тут же опять успокоилась.
– Не знаю. Я теперь ничего не знаю. Мне они оба кажутся какими-то незнакомцами.
– Он любил тебя, Мегги, – подал голос Роган, подходя к жене. – Ты же не будешь этого отрицать?
– Да, конечно. – Мегги прижалась к мужу. – Но в своих чувствах я уже не уверена.
– Мне кажется, мы должны разыскать Аманду Дотерти, – сказала Бриана. – Разыскать и…
– Давай сейчас не будем ничего планировать. – Мегги устало закрыла глаза. – Я так сразу не могу. Мне нужно время, чтобы разобраться. Все это началось не вчера, можно и подождать еще немного.
– Прости меня, Мегги.
– Да ты-то тут при чем? – Мегги постепенно оживала. – Ладно, дай мне пару дней, и потом мы все обсудим, Бри.
– Договорились.
– Можно я пока возьму эти письма?
– Ну разумеется!
Мегги подошла к сестре и погладила ее по щеке.
– Он тебя тоже любил, Бри.
– Да, по-своему.
– Не говори так. Ты была его ангелом, его ледяной лилией. Не горюй. Мы найдем выход.
Грей нисколько не огорчился, когда свинцовое небо вновь пролилось дождем. Он стоял на стене разрушенного замка, глядя вниз, на грязную вспученную реку. Ветер свирепо свистел и завывал, задувая в трещины между камнями. Грею казалось, что он совершенно один. Не только в замке, но и во всей Ирландии. Во всем мире.
Он решил, что лучшего места для убийства не найти.
Убийца подкараулит здесь свою жертву и погонит ее вверх по старинной винтовой лестнице. И беспомощная жертва будет бежать, пока не лишится последней надежды на избавление.
И там, где когда-то пролилась кровь – пролилась и ушла в землю… но, как выяснилось, неглубоко, – произойдет новое убийство. И не во имя бога или ради спасения страны, а из чисто садистского наслаждения.
Грей, уже хорошо представлявший себе характер убийцы, видел, как тот притаился на развалинах с ножом, который отливает серебром в тусклом лунном свете. И жертву убийцы он себе хорошо представлял. Ее ужас и боль были сейчас его ужасом и болью. А главный герой и его возлюбленная вообще казались Грею живыми людьми. Они были для него не менее реальны, чем медленная река у подножия замка.
Скоро, скоро он облечет свои замыслы в слова! Больше всего на свете Грей любил, когда задуманные им персонажи вдруг переставали быть смутными образами или голыми схемами и ему удавалось вдохнуть в них жизнь. Он придумывал им биографии, разбирался в их прошлом и докапывался до тайных страхов и скрытых внутренних драм.
Может быть, Грею это так нравилось потому, что у него не было собственного прошлого. Он вылепил свой образ сам. Слой за слоем, умело и тщательно, как и образы своих персонажей. В юности Грейсон Тейн решил стать писателем и с той поры старался соответствовать своему предназначению.
Грей не причислял себя к разряду скромников» однако не метил в великие писатели и довольствовался ролью беллетриста, занятного рассказчика. Он писал прежде всего ради удовольствия и считал свою популярность чистым везением.
Бриана была права. Он не стремился стать Йитсом. Ведь беллетрист зарабатывает литературой на жизнь и может делать в этой жизни все, что ему заблагорассудится, а у великого писателя и ответственность перед обществом велика, и ожидания публики по отношению к нему завышены. Грею же ничего этого не хотелось. А если ему не хотелось сталкиваться с чем-то лицом к лицу, он, недолго думая, поворачивался спиной.
Но бывали минуты, когда Грей уставал от жизни перекати-поля и жаждал очутиться в шкуре человека, у которого есть корни, есть предки, человека, который всей душой любит свою семью или родину. Люди, построившие этот ирландский замок, сражавшиеся и умиравшие здесь, что они чувствовали? О чем мечтали? И почему до сих пор не смолкли отзвуки давних битв? Почему и по сей день слышно, как клинок ударяется о клинок?
Раздумывая, куда бы поехать путешествовать, Грей в конце концов выбрал Ирландию. Выбрал за ее историю и за народ, у которого отличная память и очень крепкие корни. За такие типажи, как Бриана Конкеннан.