— Это как? — растерялся полубог.
— То есть очень прямолинейно, мелко и как-то не совсем художественно.
— Ты хочешь сказать, у вас в столице живут одни балбесы и болваны? — предположил великий эллин.
— Скорее, наоборот: слишком умники, — возразил Лука Самарыч. — Но умничать надо к месту, а главное — на нужном месте. Попробую пояснить образно. Не знаю, как в ваше время, а сейчас все столицы стоят на мелком месте. Наша, например, первопрестольная — на Москве-реке, которая и воробью-то по колено. Да еще и течет прямо, как по линейке. Вот так же столица и мыслит.
— А теперь взгляните, пожалуйста, на нашу родную матушку Волгу. Широка, глубока. А в районе Самарской Луки еще вон и изгиб какой неожиданный делает! Будто в пляс пошла и коронное коленце выкидывает. Озорное и вместе с тем чрезвычайно изящное.
— Такова и наша колдыбанская мысль: гораздо шире столичной, гораздо глубже, а главное — с неожиданным поворотом, с изящным изгибом. Так загнем, что и сами не знаем, где выплывем.
— Ну загни, загни, — не найдя аргумента в пользу своего столичного образа мышления, огрызнулся великий сын Зевса.
Брови Луки Самарыча слегка приподнялись и стали совсем подобны жигулевским елкам, только поколючее.
— Конечно, Геракл Зевсович, вы, как принято у нас говорить, — геркулес. Однако если мыслить по-колдыбански, то мне, пожалуй, и в подметки не годитесь. Хотя по московским понятиям вы — подметка люкс. Потому как заграничная.
— О боги Олимпа! — взревел, словно мотор „Жигулей“, гневный Геракл. — Вы слышали, как оскорбил вашего любимца этот самарский колхозан, этот колдыбанский жлоб, эта волжская селедка! Я убью его, и, с вашего позволения, сделаю это с особой жестокостью.
— К барьеру, волжская килька! Сражаться! И не на толстый на живот, а на лютую на смерть!
— Всегда пожалуйста, — спокойно отвечал Лука Самарыч. — Вот только подтяну штаны, и начнем.
— Как будем биться? — сгорая от желания расправиться с наглым колдыбанцем, спросил Геракл. — Предлагаю стреляться из лука. Или драться на палицах. А можно сразу приступить к кулачному бою.
Древний афинянин или современный москвич от страха бухнулись бы в обморок. Но Лука Самарыч даже не глянул, куда соломы постелить, чтобы не ушибиться при падении.
— До чего у вас заскорузлые взгляды, Геракл Зевсович, — укорил он противника. — Вы бы еще каратэ предложили. Или стреляться из гранатометов. Детский сад! Кому это в наше время интересно? Мы будем биться по моде. То есть… анкетами.
— В каком смысле? — раскрыл рот Геракл.
— И в прямом, и в переносном. Начнем с вашего социального происхождения. Кто отец? И Лука Самарыч жестом прожженного дуэлянта ткнул в противника указательным пальцем.
— Мой отец — бог! — высокомерно отвечал Геракл. — Верховный олимпийский бог.
— Мать?
— Одна из древнегреческих цариц! — все так же важничал Геракл.
К его удивлению, Лука Самарыч не упал раболепно на колени и даже не отвесил поклон до земли. Напротив, уставил руки в боки и непочтительно хмыкнул.
— Н-да, в cоциологических опросах ваш рейтинг будет весьма невысок, — резюмировал колдыбанец. — По-нашему, вы — сын мэра и директрисы универсама. Пока что ваша анкета не греет широкие массы.
— А твоя греет? — сделал свой, прямо скажем, неуклюжий выпад Геракл.
— Слабый вы аналитик, — усмехнулся Лука Самарыч. — Мое происхождение с вашим даже нелепо сравнивать. Отец — прочерк. Мать — аналогично. Можно сказать, подкидыш. Социально неблагополучный тип, группа риска номер один. Как и каждый десятый или даже пятый, а может, и каждый второй мой современник.
— Нашел чем гордиться! — удивился великий эллин. — Да с такой родословной стыдно и на свет белый появляться.
— Скептик вы, Геракл Зевсович. Но попробуйте рассуждать шире и глубже. Выбиться в гераклы светит только отпрыскам большого начальства. Значит, вы не можете служить вдохновляющим примером для широких масс. А вот стать таким, как Лука Самарыч, может любой.
— Ну ладно, — вздохнул Геракл. — По вопросу о происхождении сдаюсь. Второй раунд!
— Перейдем к автобио, — учтиво согласился колдыбанский подкидыш. — Чем можете козырнуть по этой линии?
— Я, Геракл Зевсович, родился в сорочке, — хвастливо заявил эллин и приготовился любоваться произведенным эффектом.
— Ловко, — заметил Лука Самарыч. — Синтетика или хабэ?
— Не понял, — удивился Геракл.
— Ну где вам нас понять! Вы небось нейлон и даже хлопок носить не станете. Только китайский шелк. А отделка небось — голландские кружева. Люкс. Сразу видно: блатной сынок. Однако представляю, как бы ахнул весь ваш древнегреческий мир, увидев, в чем появился на свет колдыбанский герой Лука Самарыч. Даже вообразить себе не можете.