– Разрешаю вам его выкинуть, – сказал Лимас. – Мне он не нужен.
Мужчина покраснел.
– Но не можете же вы бросать вот так на скамейке. Это ведь мусор.
– Поверь, приятель, могу, – возразил Лимас. – А вдруг кому-то он пригодится.
Он собрался было идти дальше, но незнакомец продолжал стоять перед ним, держа сверток, словно младенца, обеими руками.
– Ну-ка, посторонитесь, – сказал Лимас. – Да и в чем, собственно, дело?
– Послушайте, – голос незнакомца поднялся на пару тонов, – я ведь хотел оказать вам услугу, почему же вы хамите мне?
– Вы так хотите оказать мне услугу, что преследуете меня уже полчаса?
«Держится он неплохо, – подумал Лимас, – не отступается, хотя я здорово достал его».
– По правде говоря, мне показалось, что мы с вами встречались в Берлине.
– И вы тащились за мной полчаса, чтобы сказать мне это?
– Ну уж и полчаса, ничего подобного. Я увидел вас возле Мраморной Арки и подумал: «Да это, верно, Алек Лимас. Тот самый, у которого я когда-то призанял деньжат». Я работал в Берлине на Би-Би-Си, и там тогда был человек, у которого я одолжил деньги. С тех пор меня мучает совесть. Вот почему я пошел за вами. Хотел убедиться, что это вы и есть.
Лимас молча продолжал разглядывать его, думая о том, что тип этот держится недурно, хотя и не слишком хорошо. Байка была весьма неправдоподобной, но дело не в ней. Главное, что она оказалась наготове, едва Лимас свел на нет ситуацию, которая была поистине классическим поводом для знакомства.
– Я-то Лимас, – сказал он наконец. – А вы, черт побери, кто такой?
Его звали, как он сказал, Эш, с одним «ш» на конце, добавил он сразу же, и Лимас понял, что имя не настоящее. Эш сделал вид, будто не до конца уверен, что Лимас – это Лимас, поэтому за обедом они вскрыли пакет и уставились на страховую карточку, словно – подумалось Лимасу – два подростка на порнографическую открытку. Эш заказывал блюда с чуть меньшей оглядкой на цены, чем следовало бы: сейчас они пили дорогое немецкое вино в память о былых временах. Лимас начал с настойчивых уверений в том, что не может вспомнить Эша, а Эш ответил, что это его чрезвычайно удивляет. И постарался, чтобы Лимас почувствоввл в его голосе обиду. Они встретились на вечеринке, напомнил он, которую давал Дерек Уильямс в своей квартирке на Курфюрстендам (что и впрямь могло иметь место), и там были все парни из газет, Алек наверняка помнит это. Но Алек не помнил. Ну хорошо, но Дерека-то из «Обзервер», того славного мужика, который устраивал замечательные вечеринки с пиццей, он помнит? Нет, у Лимаса чертовски плохая память на имена, и вообще они говорят о пятьдесят четвертом годе, а с тех пор Бог знает сколько воды утекло… Эш (его полное имя Уильям, но, по правде говоря, большинство знакомых зовут его просто Биллом) вспомнил все до мельчайших подробностей. Они пили коктейли, коньяк и creme de menthe, все уже были изрядно под мухой, а Дерек назвал в гости отменных бабенок, полкабаре из Малькастена, ну теперь-то Алек припоминает? Лимас подумал, что и впрямь все вспомнит, если Билл немедленно не заткнется.
Однако Билл не заткнулся, он явно импровизировал на ходу, но делал это неплохо, нажимая в том числе и на секс: он напомнил, как они закончили вечер в ночном клубе с тремя из этих девиц: Алек, парень из политической консультационной службы и Билл, но Билл, к собственному удивлению, обнаружил, что остался без копейки, и Алек заплатил за него, а затем Биллу захотелось прихватить одну из девиц к себе, и Алек ссудил его еще десяткой.
– Господи, – сказал Лимас, – ну, кажется, теперь припоминаю. Конечно, припоминаю.
– Я знал, что вы вспомните, – с блаженной улыбкой отозвался Эш, кивая Лимасу поверх бокала. – А не взять ли нам еще полбутылочки?
Эш был типичным представителем той породы людей, что строит взаимоотношения с остальным миром на принципе спроса и предложения. Или, если угодно, наступления и обороны. Почуяв слабину, он наступал, а натолкнувшись на сопротивление, отступал. Он с одинаковой охотой готов был пить чай у Фортнума и пиво на проспекте Уитби, слушать духовой оркестр в Сент-Джеймс-парке или джаз в подвале на Комптон-стрит, его голос мог сочувственно задрожать, когда он говорил о притеснениях негров в Шапервилле, или налиться гневом, когда речь заходила о том, как обнаглело в Англии цветное население. Лимасу подобное хамелеонство было омерзительно, оно будило в нем зверя: он то и дело загонял собеседника в ловушку, вынуждая его высказать собственное суждение, а затем резко менял точку зрения, так что Эша весь вечер кидало из огня да в полымя. По ходу беседы не раз возникали моменты, когда Эш просто обязан был прервать его – тем более что по счету предстояло платить ему, – но он этого не делал. Грустный коротышка в очках, в одиночестве сидевший за соседним столиком, уткнувшись в книгу по производству шарикоподшипников, мог бы решить (если бы прислушался к их беседе), что Лимас страдает садистскими наклонностями, или (если бы оказался достаточно проницательным) догадаться о том, что подобное обращение с собой может вынести лишь человек, преследующий какие-то тайные цели.
Счет они попросили только около четырех. Лимас попытался было настоять на оплате половины суммы, но Эш и слышать об этом не желал. Он оплатил счет и вынул чековую книжку, намереваясь уладить дело со своим долгом Лимасу.
– Двенадцать гиней, – сказал он и проставил дату.
Потом поглядел на Лимаса, все так же услужливо.
– Полагаю, чек вас устроит?
– Я еще не успел открыть счет, – покраснев, ответил Лимас, – понимаете ли, я только что вернулся из-за границы, нужно было кое-что закончить. Дайте мне чек, и я получу по нему в вашем банке.
– Дорогой мой, я не могу вас так затруднять! Вам пришлось бы отправиться с ним в Розерхис!
Лимас пожал плечами. Эш рассмеялся, и они порешили встретиться здесь же завтра, когда у Эша будут наличные.
Эш поймал такси на углу Комптон-стрит, и Лимас махал ему вслед, пока тот не скрылся из виду. Затем поглядел на часы. Было четыре. Полагая, что за ним еще ведется слежка, он прошел пешком вниз по Флит-стрит и выпил чашку кофе в «Блэк энд Уайт». Потом заглянул в книжный магазин, прочел вечерние газеты в витринах редакции и вдруг неожиданно – будто эта мысль осенила его только что – вскочил в подошедший автобус. Автобус шел по Дадгейт-Хилл, где попал в пробку у станции метро. Лимас слез и вошел в метро. Он купил шестипенсовый билет, сел в последний вагон и сошел на следующей остановке. Пересел на другую линию к Юстону и поехал в сторону Чаринг-кросс. Когда он добрался туда, было уже девять, и стало довольно холодно. У станции стоял фургон, водитель дремал в кабине.
Лимас посмотрел на номер, подошел и спросил через стекло:
– Вы из Клементса?
Водитель сразу очнулся и спросил в свой черед:
– Вы мистер Томас?
– Нет, – ответил Лимас, – Томас не смог прийти. Я Эмис из Хаунслоу.
– Забирайтесь, мистер Эмис, – сказал водитель и открыл дверцу.
Они поехали на запад по направлению к Кингс-роуд. Водитель хорошо знал дорогу.
Дверь открыл Контролер.
– Джордж Смайли в отъезде, – сказал он. – Я пока решил пожить тут. Заходите.
Контролер не зажигал света в доме, пока Лимас не вошел и не закрыл за собой дверь.
– За мной следили с обеда, – сказал Лимас.
Они прошли в небольшую гостиную. Повсюду были книги. Комната была очень красивая – с высокими потолками, лепниной восемнадцатого века, длинными окнами и добротным камином.
– Они вышли на контакт сегодня утром. Человек, назвавшийся Эшем. – Лимас зажег сигарету. – Явно пидер. Мы договорились с ним на завтра.
Контролер внимательно выслушал отчет Лимаса, звено за звеном, начиная с того дня, когда он ударил бакалейщика, и до встречи с Эшем.
– Ну и как вам понравилось в тюрьме? – осведомился он, словно речь шла о пребывании на курорте.
– Жаль, что мы не могли обеспечить вам условий получше, создать хотя бы минимальный комфорт, но это испортило бы все дело.