"Чего-то он все эти дни улыбается, - подумал Цветков. - Прямо-таки сияет весь. Вроде по работе сиять пока нечего".
Вошел Откаленко. И опять Цветков поймал себя на том, что любуется своим помощником. Хорошие попались ему ребята! Философы, конечно, насмешники, но положиться можно. Тянут. Конечно, могут и не туда иной раз потянуть...
Откаленко сел и тоже закурил.
В комнату зашли еще несколько сотрудников.
- Можно ассамблею открывать, - сострил Виталий.
В комнату Цветкова кто-то осторожно постучал.
Вошел худощавый, высокий, небрежно одетый человек со сморщенным лицом. Человек огляделся, потом представился:
- Плетнин Афанасий Акимович. Вот по повесточке явился. Лично вручили. Почте не доверили.
Он как-то крадучись подошел к столу и положил на краешек повестку.
- Садитесь, товарищ Плетнин.
Сколько человек прошло перед Цветковым за долгие годы работы в милиции! Кажется, он научился с первого взгляда уже определять, как начинать, как вести разговор. Но изредка попадались люди, которых так вот, сразу, определить было невозможно. Цветков про себя называл их "замкнутыми". Таким был и этот Плетнин. И потому Цветков медлил начинать разговор.
- Сведения получить хотите? - вкрадчиво спросил Плетнин, перегибаясь через стол.
Цветков усмехнулся: Плетнин "разомкнулся".
- Сначала хочу познакомиться, - ответил он.
Плетнин охотно закивал головой.
- Пожалуйста, пожалуйста. Сведения обо мне простые. Пенсионер. И все тут. А работал в жилищных органах. Управляющим домами. Глаз набил, будьте уверены. Старался. Здоровье губил. Сжигал, попросту говоря. И прямо скажу, из доверия не выходил.
- А потом?
- Что, извините, "потом"? - Плетнин склонил голову набок и прищурился. - А-а, насчет доверия-то? Ушел по собственному желанию. Заявленьице мое сохранилось. Проверял. Так что тут все в ажуре. Будьте спокойны. Прямо скажу, можете располагать.
- Два дня назад, Афанасий Акимович, вы в музей один заглянули, припоминаете?
- Было дело, - охотно кивнул головой Плетнин. - Достоевского Федора Михайловича музей.
- Интересуетесь?
- Ну что вы! - усмехнулся Плетнин. - Где уж там... Так зашел, по-соседски. Жена ключ унесла. Ну, деться было некуда. На улице холодно, сыро. Вот и зашел.
- Интересно показалось?
- А как же! Ведь тоже квартира. Семейство жило. Планировочка, прямо скажу, неразумная, проходные все комнаты. И мебель, конечно, непрактичная была. Это верно. А так жили ничего, метров по десять на человека приходилось.
- Личные вещи писателя видели?
- Непременно. У вас что, подозрения какие имеются? Так вы напрямик. Со мной можно.
Чем дальше шел разговор, тем все большую неприязнь вызывал у Цветкова этот человек. Но надо было говорить. Что-что, а память у Плетнина, видимо, отличная. Уж если что увидел, то, конечно, запомнил. И Цветков решительно спросил:
- Вы портсигар там не заметили? Кожаный?
Плетнин опять склонил голову набок и прищурился.
- А вам зачем?
- Да вот... украли его в тот день. Найти надо.
- Украли... - Плетнин еще больше склонил голову, почти прижал к плечу. - Гм-гм... При мне никто не крал. А то бы я непременно заметил. Но... подозрительные, конечно, были. Они всюду бывают. И потом, прямо скажу, какой там присмотр? Баба эта? Она мух считает, в мысли уходит, а не смотрит. Это я вам с ответственностью говорю!
Плетнин оживился, на пергаментном морщинистом лице его выступил легкий буроватый румянец. Сощуренные глаза заблестели.
- Ее непременно уволить надо, раз такое дело. И с характеристикой! Потом руководство там, я вам доложу. Ходит, так не смотрит ни на кого. Прямо скажу, интеллигенция! Уж я на нее насмотрелся. Уж я с ней горя хватил! Вот и эта... В очках, руки розовые, ногти, пудра там и прочее. А вот святыню не уберегла. Руководство, прямо скажу, не соответствует, - он увлекся и говорил со вкусом. - Ну, и потом, секретно, не для разглашения. - Плетнин понизил голос и опять перегнулся через стол. - Она сказала другой там, сам слышал: "Жаловаться, - говорит, - идти больше некуда и сил нет". Чувствуете? Это как-так некуда жаловаться? У нас всюду есть куда жаловаться! И как-так нет сил? Должны быть!
Широкое лицо Цветкова окаменело, и он осторожно, чтобы не сорваться, хрипловато сказал:
- Все, гражданин. На этом кончим. Благодарю. Значит, портсигар вы видели? Своими глазами?
- Так точно.
- И в котором часу были там?
- Да часиков так, чтоб не соврать, в одиннадцать.
- Ну и все. Благодарю.
Цветков встал, но руки не протянул. Плетнин тоже поднялся и, оглянувшись на дверь, сказал:
- А настроение там нездоровое. Буду считать, что сигнал подал.
Цветков ровным голосом повторил:
- Всего хорошего.
...В это время в соседней комнате шел совсем другой разговор. Напротив Виталия Лосева сидел спортивного вида худощавый парень с живыми карими глазами, в легкой куртке со множеством "молний". Это был студент Юра Прошин.
- ...Я вам честно скажу, пришел я туда... в общем, одну девушку встретить. Достоевского я, конечно, люблю, но не до такой степени, - Юра широко улыбнулся. - Ходил, ходил и, знаете, заинтересовался. Там есть потрясающие документы! А она, знаете, не пришла...
- Ну, а портсигар-то видели?
- Конечно, видел! Да зачем вам это?
- Украли его. Вот какое дело, - вздохнул Виталий.
- Украли?! Здорово! Слушайте, надо найти! - Прошин искренне заволновался. - Давайте я вам помогу, а? Я, знаете, дружинник. Помните, того убийцу искали? Я ночи не спал. Дежурил. Вы мне можете полностью доверять.
- Спасибо, - улыбнулся Виталий. - Запомню. А ваша девушка так и не пришла?
- Нет, она позже пришла, потом. Ее задержали. Это точно. Я ей абсолютно верю. Мы, понимаете, очень друг друга любим. Это точно.
Прошина невозможно было слушать без улыбки. Он говорил с такой горячей и подкупающей искренностью, что Виталий, как-то незаметно для самого себя перейдя на "ты", улыбаясь, сказал:
- Ты отличный парень. И здорово у вас, видно, все получилось. Желаю счастья, - он невольно вздохнул.
- Эх, - в свою очередь, вздохнул Прошин. - Я ведь тоже собирался на юридический. Но вот из-за Ленки пошел на филологический. Интересно, конечно. Но перспектива не та!