заросших берегов. Да ещё какая рыба! Есть и хариус и форель. Про ельца с окунем и
говорить не приходится. Вода в Каменке ключевая, студеная; значит, обитает в ней и налим.
Ельцы больше по песчаным отмелям водятся. Стайки небольших темнозеленых окуней с
красными и желтыми плавниками гуляют в омутах. А те, что покрупнее, тех не заметишь, – в
глубинах скрываются. Налим показывается только ночью, днем ищи его в норе под обрывом
или под камнями. Под камнями и корягами днюет и форель. На зорьках появляется она на
перекатах, но случается, и днем выскакивает из засады за добычей. Хариус любит держаться
у перекатов, выше и ниже их; он сам указывает свою стоянку, – то и дело слышатся всплески
– мошек ловит.
Спускаюсь по обрыву к воде. На солнцепеке у муравейника краснеет земляника. На
песке отпечатки перепончатых лап. Эге! здесь бывает и другой рыболов, – это выдра
наследила.
Разматываю поплавочную удочку. На крючок насаживаю сразу трех червяков, – так
заманчивей для рыбы, и забрасываю в прозрачный поток. Приманку помчало за поворот.
Мгновенно потонул поплавок, повело его под водой. Подсекаю. Так и взыграла рыбина!
Выбрасываю... пустой крючок. Ловко! Это скорей всего форель. Она умеет чисто снять
червяка.
Где же она? Осторожно заглядываю под берег. В подмыве на дне лежит обломок доски.
Не иначе как здесь. Ладно, пусть успокоится, не уйдет.
Иду вверх по течению. Вода падает с переката в яму и кружится. У того берега коряжина,
а под ней темнеет глубина. Возможно, достану туда! Распускаю всю жилковую леску,
нанизываю червяков, делаю из-за куста плавный взмах длинным удилищем, и крючок с
насадкой – у коряги. Из-под нее дугой вывернулась рыба, рванула и исчезла. Опять неудача!
Даже не накололась, а червяки сорваны.
Сразу, пожалуй, не повторит хватку, а всё же попробую. Вновь мечу в то же место, и
задергалась, заметалась пойманная форель. Леска так и режет воду... Рыба норовит под
корягу. Не уйдешь! Выбрасываю форель на берег. Она падает и срывается с крючка, бьется,
прыгает к воде. Подскакиваю к ней. В спешке задеваю банку с червяками, она летит в речку.
Хватаю и еле удерживаю скользкую рыбу – красивую, плотную, желтоватую, с красными и
темными пятнами по бокам. Недаром зовут её пеструшкой..
Слышу всплески. Хариус сыграл. Скрытно подбираюсь. Забрасываю кузнечика, –
расправив крылышки, он планирует с крючком к воде. Подхватываю хариуса. Серебристая
рыба с черными пятнами на спине. Высокий спинной плавник к хвосту загнут; если сложить
его – он чуть не достает до жирового плавника. Такой же плавник и у форели. Это
особенность всего семейства хариусовых.
У камня, на самом дне потока, вижу окуней. Забросил червяка – не берут. Рыба пятится,
и вдруг, как по команде, вся стайка исчезает в прозрачной воде.
Вспомнил о первой форели. Раз сорвалась на червяка, надо обмануть её другой насадкой.
Иду в поле. Среди трав пестрят цветы: красный и белый клевер, ромашка, колокольчики,
иван-да-марья; гудят шмели, пчёлы. Всюду цинкают кузнечики. Ищу их. Мне нужны
небольшие, а попадаются крупные – зеленые. Поднимаю голову и замираю. Под уклоном,
шагах в сорока, – красный лисовин. Занимается тем же, чем и я, – ловит жирных кузнечиков.
Увлекся так, что даже не озирается. Смотрю, что будет дальше, благо ветерок на меня. А лис
переступит раз-два, спугнет скачка и наблюдает, куда тот сядет. Заметит, где кузнечик, – уши
вперед, весь вытянется – раз лапой, и накроет. Для верности и второй прихлопнет. Да так
ловко, просто залюбуешься. Потом сунет морду в лапы и жует. Всё-таки спохватился лисовин
– обернулся, взметнул хвостом и умчался.
Возвращаюсь к речке. Налаживаю удочку. Забрасываю к повороту, где сорвалась форель.
Может быть, на кузнечика соблазнится... Он шевелит ножками, пытается скакать по воде...
Не выдержала – схватила приманку, и назад. Поздно, – обманул...
Веселая ловля! Но требует осторожности и ловкости.
А главное – сам не стой на виду. Закидывай против течения: рыба туда стоит головой.
Иначе толку не будет.
НА БАХЧЕ
Солнце так и печет. А сторожу колхозной бахчи жара нипочем. Под желтой соломенной
шляпой темнеет в кайме белой бороды загорелое, в морщинах лицо проворного и сухонького
Лукича. Ему бы на печке лежать, а у него всё заботы. Уже с конца зимы хлопочет, говорит
школьникам:
– Погодите, дождемся лета, опять на вольный воздух я выеду. Придете ко мне на бахчу,
такими кавунами угощу – оближетесь!
Вот и дождались. Ходит дед по бахче, любуется.
«Надо отобрать кавуны, какие поспелее, и на колхозный стан отослать. Они там в степи
ещё не пробовали их», – думает Лукич.
Бахча у дедушки загляденье Чего только здесь нет!
Меж узорчатой листвы будто разложены круглые шары арбузов – темнозеленых,
полосатых, больших, маленьких. С толстых плетей вверх тянутся трубчатые стебли под
широкими, как у кувшинок, листьями. Средь их зелени выпячиваются огромные белые
тыквы. К ботве, вроде огуречной, поприцеплялись хвостиками длинные дыни – желтые,
темнобурые, рябые.
Щелкает Лукич по арбузам пальцем, на звук определяет спелость. Зрелую дыню на
взгляд угадаешь: на своей корке она трещинки кажет, – готова, значит. Прикоснись к такой,
сама от хвостика отвалится.
Хороший арбуз чуть тронешь ножом, так и расколется, обнажая красную, сочную,
сладкую мякоть, а рябая дыня, так та даже с треском развалится пополам, – отведайте её,
сахарную! Впрочем, и тыква, ежели её запечь, медовой становится.
Кругом бахчи – лакомство ребят: горох, подсолнухи, мак
Душа радуется у старого, глядя на всю эту благодать.
И вдруг перед Лукичом алеет дырка в арбузе.
– Ах ты паршивец! Опять напакостил. Погоди ж, попадешься мне в руки, оборву я тебе
длинные уши! – ворчит на кого-то дед.
Как тут не браниться? Что ни лучший арбуз, то с погрызом.
Кто же тот «длинноухий», что портит добро?
Будьте покойны, – дед хорошо знает, кто пакостит ему в сумраке ночи! Связал старый две
палки крест-накрест, натянул на них свитку и водрузил чучело на бахче, чтобы остерегались
любители сладких арбузов. Вору надо бы пугаться страшилища с распростертыми руками и
кубышкой вместо головы, а он преспокойно разгрыз арбуз под самым пугалом.
Вот и размышляет старый, что бы ещё такое придумать, чтобы отвадить непрошенного
гостя?
Воюет Лукич с «длинноухим», и невдомек ему, что воришка днем таится в пучке ковыля
вблизи от стариковского жилья. Самое безопасное место!
Случайно наткнулся на него дедушка. Как выскочит из-под ног здоровенный русачина-
заяц, и ну удирать! Дед в ладоши захлопал, жару поддает зайцу:
– Вот я тебе, вору! Держи его!
Скрылся косой на другой загон и попал в беду – наскочил на собаку.
Скачет русак, заложив уши. Вихрем летит за ним борзая. Туго приходится зайцу, не уйти
ему от погони. Заметался из стороны в сторону, а пес настигает, как рулем правит длинным
хвостом на крутых поворотах. Оттого охотники и называют хвост борзой «правилом».
На короткой угонке пружиной развернулась борзая и сделала сокрушительный бросок,
наметив для удара заячий хвост. Но косой не сплошал, – взял да и припал к земле. Не
встретив точки опоры, собака кубарем полетела через голову. Пока пришла в себя да
выровнялась – умчался заяц далеко вперед, держа путь прямо к бахче. Потянуло его к