После заключения июньского договора Советский Союз отслеживал каждый шаг Ахмеда Кавама и Джафара Пишевари. Несмотря на громкие заявления и поспешные действия Кавама, его политика не вызывала у советской стороны особого доверия. Чувствовалось, что эта политика направлена на удушение азербайджанского демократического движения. Аресты Сеида Зияеддина, генерала Арфа, министра торговли и промышленности Сепехра не помешали усилению реакции, действовавшей с благословения Кавама. Были арестованы лидеры Народной партии в Гиляне, Мазандаране и Луристане, руками иностранцев была подавлена забастовка на нефтяных предприятиях в Абадане.
Кавам, обещавший начать практические действия как только будет ратифицирован договор с Азербайджаном, пока не предпринимал никаких шагов в этом направлении. Не были урегулированы вопросы азербайджанской армии, жандармерии и банка. Нерешенность этих проблем означала, что центр не выделял средств, необходимых для создания азербайджанской армии, а это вело к ее ослаблению. По распоряжению начальника генштаба генерала Размара в Азербайджан направлялись преданные правительству офицеры, в то время как офицеры, сочувствовавшие демократам, увольнялись со службы. Как и предыдущие кабинеты, Кавам продолжал политику экономической блокады Азербайджана. Он настаивал на закрытии Национального банка в Тебризе, усиливал давление на Азербайджан, чтобы заставить его принять и другие требования Тегерана. Одновременно от Казвина до Астары вдоль всей границы Азербайджана укреплялись иранские гарнизоны. Все эти действия преследовали цель запугать население вилайета, получить преимущество при очередных переговорах об армии, жандармерии и банке.
В Азербайджане планам Кавама препятствовали АДП, провинциальный энджумен, Национальная армия и партизаны. АДП оставалась главной политической силой, контролировавшей Азербайджан. После заключения июньского соглашения укреплению партии уделялось особое внимание. Летом 1946 года число членов партии перевалило за 200 тысяч[836]. Порядок в стране и на границе поддерживался отрядами федаинов. Экономический кризис и давление Тегерана не сломили их волю. Напротив, число партизанских отрядов росло, а их ряды крепли.
Советский Союз держал под контролем все процессы в Иранском Азербайджане. По указанию Москвы все выступления и речи Пишевари, содержание тебризских газет и радиопередач немедленно передавались руководству СССР. Каждая строка выступления Пишевари анализировалась в советском консульстве, по поводу любой фразы, касавшейся центрального правительства, составлялся рапорт в МИД СССР. Сообщения советских дипломатических учреждений, в чем-либо обвинявшие Пишевари, Багиров считал безосновательными. 5 июля он писал Сталину: «В выступлениях и заявлениях Пишевари после подписания соглашения с иранским правительством мы не находим никаких резких фраз или двусмысленных намеков по адресу центрального правительства. Тем не менее наши консульские работники, видимо, плохо зная азербайджанский и фарсидский языки, часто придирчиво относятся к отдельным фразам в выступлениях и заявлениях Пишевари и неправильно информируют МИД СССР. В результате из министерства поступают указания сделать предупреждение Пишевари, потребовать от него объяснений по поводу смысла той или иной фразы в выступлении или речи. Это отрицательно сказывается как на настроении Пишевари, так и на настроениях его ближайших товарищей. В то же время англичане и американцы за последнее время в Иранском Азербайджане усилили свою наглую провокационную работу против нас и открытую поддержку всех реакционных групп и организаций, готовящихся к выборам в Меджлис.
Сомнительно выглядит в отношении Азербайджана и поведение Кавама: через нашего посла Кавам просил уговорить руководителя курдов Кази Магомеда на поездку в Тегеран для встречи с ним… Кавам старается во что бы то ни стало спровоцировать курдов против азербайджанцев»[837].
Действительно, иранские политические круги и тегеранская пресса, заявляя «азербайджанцы — герои», «азербайджанцы смелые и решительные», «азербайджанцы дали Ирану надежду», вводили в заблуждение советских дипломатов, ничего не делая для реализации достигнутых соглашений. Осознавая истинные намерения Кавама, Пишевари говорил: «По решению Меджлиса немедленно после вывода иностранных войск должны были начаться выборы в Меджлис 15-го созыва. Кроме того, пока не решен наш вопрос об армии и федаинах. Государственные деятели затягивают это дело, оставляя его на потом. Мы заявили о своем доверии Каваму, но если так будет продолжаться, беспокойство народа будет расти, и это не принесет пользы делу. Тегеран должен открыть глаза и объективно осознать ситуацию. Мы искренне относимся к свободолюбивым иранцам, их успехи — это наши успехи. Но у нас есть и свои интересы, о них нельзя забывать»[838].
Июльский визит иранской шахини — сестры-близнеца шаха Ашраф Пехлеви в Советский Союз также сыграл не последнюю роль в ужесточении отношения советского руководства к лидерам Азербайджана. Интересно, что именно в это время с визитом в Москву направилась и жена госсекретаря Бирнса. В ходе визита Ашраф Пехлеви встречалась 3 июля с заместителем министра иностранных дел С.А. Лозовским, а 20 июля была принята И.Сталиным. В этом приеме участвовал и В. Молотов. В ходе визита генерал И. Шафаи от имени Ашраф Пехлеви вручил сотруднику МИД СССР Ф. Молочкову подарки для Сталина: золотой портсигар, ковер и вышитый на холсте портрет генералиссимуса[839]. А. Пехлеви и сопровождавшие ее председатель общества «Шири Хуршид» доктор И. Марзбан, генерал И. Шафаи посетили Москву, Ленинград, Киев, Харьков, Сталинград и Баку. По указу президиума Верховного Совета СССР 21 июля А. Пехлеви была награждена орденом Трудового Красного Знамени за активную деятельность по сбору средств в Иране для советских сирот, потерявших родителей в годы Второй мировой войны. По возвращении на родину шахиня провела пресс-конференцию во дворце Саадабад, на которой сделала заявление о своем пребывании в СССР. В частности, она сказала: «Генералиссимус Сталин относится к иранскому народу с большим уважением и доброжелательностью, и в целом все советское руководство относится с уважением к малым народам и заботится об их правах и независимости»[840].
Когда 3 августа на приеме у Мухаммед Реза шаха советский посол И. Садчиков вручил ему письмо от И. Сталина, шах выразил благодарность советскому руководству и лично И. Сталину за внимание к его сестре во время поездки по Советскому Союзу. Посол ответил, что это естественно, иначе и не могло быть, что СССР всегда искренне желал дружбы с Ираном. И добавил, что «многие в Иране предубежденно относились к СССР, опасаясь, что Советский Союз будет вмешиваться во внутренние дела Ирана с целью установления угодного ему режима. Но теперь, к счастью, эти предубеждения и предрассудки рассеиваются, и все больше людей в Иране убеждаются в том, что внешняя политика Советского Союза состоит в невмешательстве во внутренние дела других стран и в уважении прав других народов».
Шах заявил, что он всегда, исходя из интересов своей страны, придерживался мнения, что Иран должен жить в дружбе со своим соседом — Советским Союзом. Поскольку в письме И.Сталина шла речь о правительствах, шах счел нужным сказать то, что он до сих пор никому не говорил, а именно, что он лично своим вмешательством добился ухода трех кабинетов — Саеда, Садра и Хакими. Это ему удалось сделать несмотря на трудности военного времени. Теперь же, когда война закончилась, он дает гарантию в том, что в Иране к власти больше не придут правительства, которые могли бы еще раз навредить дружбе, существующей между двумя странами. Вместе с тем он заметил, что в Иране, конечно, есть недальновидные люди, допускающие ошибки, но подобные ошибки допускаются и со стороны отдельных советских представителей.
837
М.Дж. Багиров — И. Сталину. 05.07.1946 г. — ЦГАППОД АР, ф. 1, оп. 89, д. 112, л. 118-121
839
Встреча Ф. Молочкова с И. Шафаи. 09.07.1946 г. — АВП РФ, ф. 094, оп. 37, п. 357а, д. 4, л. 36. Встреча А. Пехлеви со Сталиным длилась почти два с половиной часа. Посланец шаха и его ближайший родственник старался отговорить Сталина защищать азербайджанское правительство, пытаясь убедить его в том, что «это марионеточное государство обострит отношения между нашими странами на грядущие годы». Судя по воспоминаниям А. Пехлеви, эта встреча произвела на Сталина сильное впечатление, и он сказал: «Передайте мои наилучшие пожелания вашему брату шахиншаху и скажите, что если бы он имел десяток таких, как вы, то мог бы ни о чем не беспокоиться». См.: Ashraf Pahlavi. Faces in a Mirrors, Memoris from Exile. N-Y, 1980, p. 86–87