Выбрать главу

          – Данька пялится на Аню? С чего ты взял?

          – Слушай, Гарик, отстань ты уже от неё... Найди себе для страданий какую-нибудь другую Аню. Вот Белову, например.

          – Я не пристаю. Сам к своей Беловой вали.

          – Конечно, не пристаёшь, куда тебе!

          – И что, правда, смотрит? – Игорь пропустил обидную колкость в свой адрес.

          – Смотрит-смотрит. Прям во время урока – повернётся и разглядывает. На перемене – не замечал. А что? Может тоже влюбился, совсем как ты, а, Гарик? – Ромка подмигнул помрачневшему парню. – Да не расстраивайся, ты! Этот Данил... он ничего из себя не представляет, а туда же – Аню ему подавай! Не светит ему... куда ему до красавца Ники-Вики! – Ромка засмеялся, подхватил свою сумку (и когда успел всё собрать-то?), встал. – Ща звонок будет. Я – в столовку, давай за мной двигай.

          Он влюбился в Плетнёву в третьем классе, в одно мгновение, в секунду. Лихо съехав с горы на своём яростно розовом рюкзаке, со снега девочка поднимала уже практически пустую Barbie-шкурку – не выдержал ученический багаж такой нагрузки. Оглянувшись назад, Аня увидела ледяной спуск, усеянный сверху донизу её тетрадками и учебниками. Игорёк, ехавший почти сразу за девочкой, наблюдал, как по мере спуска с горы, словно обиженные таким неуважением к себе школьные принадлежности по очереди постепенно покидали свою хозяйку. Вставал на ноги мальчик уже под аккомпанемент рёва горе-растеряши. "Мужчина не даёт в обиду девочек!" – только этим смогла помочь ему бабушка, тогда, после слёз и несвязных обрывочных признаний, когда Игорь вернулся домой из больницы. Он запомнил и с тех пор свято соблюдал эту единственную из известных ему мужских заповедей. Вот и теперь обозревая слишком высокую и слишком крутую гору, Игорь сделал то, что должен был сделать мужчина: снова забрался на неё и, постепенно сползая вниз на пузе рядом с залитой ледяной лентой, смешно раскорячившись и изо всех сил упираясь носками ботинок, чтобы не скатиться раньше времени, он собирал и собирал уже припорошённое снегом личное и библиотечное имущество. Принимая от мальчика уже совсем вымокшую стопку своего добра Аня, глядя на него сияющими глазами, проикала сквозь высохшие слёзы:

          – Ты... – настоящий... ры... царь! Как... в сказке, на... к... оне! Н... нет – она обернулась, отвлечённая воплями одноклассников, мчавшихся вниз "паровозиком" и добавила, – на... горке...

          Девочка стремительно чмокнула его в щёку, не глядя затолкала всё в рюкзак, и тут же стала снова карабкаться на гору, видно торопилась успеть к следующему "паровозику". Но Игорь уже ничего этого не видел. Потрясённый и словами юной кокетки, и её поцелуем он, как во сне брёл домой, совершено позабыв о своей сменке, что осталась валяться в куче чужих сумок и рюкзаков у школьного забора. "Я – рыцарь? Значит, я – настоящий мужчина!?" С того самого дня для него существовала только одна девочка – Аня.

          И вот сейчас, собирая со стола рассыпанные разноцветные ручки (зарисовывали опыт), Игорь оглянулся: "Где Данил сидел-то на лабораторке?" Он выискивал его взглядом по классу – одноклассники стояли, ходили, кто-то ещё сидел – урок только закончился, и быстро найти кого-то конкретного в этой хаотично движущейся массе было затруднительно. Злило, что этот новенький Данил тоже, как и половина мальчиков в его классе влюбился в Аню. Игорь давно понял, что девочка вряд ли обратит на него внимание – детский поцелуй на ледяной горке остался в прошлом, – но всё равно бесился: "Тебе ничего не обломится! Она со своего Ники-Ви... тьфу, ты, Никиты глаз не сводит!"

          Одна из ручек укатилась под стол. Пришлось лезть. Пытаясь выбраться с добычей с другой стороны, Игорь понял, что сглупил: столы были прикручены к полу и стоящий у стены шкаф практически полностью перегораживал ему выход. Развернувшись на корточках, Игорь двинулся обратно – туда, где залезал. Было неудобно, он несколько раз ударился головой о крышку стола:

          – Уродство... эти столы... кто ж придумал... – бухтел Игорь, "любуясь" на свои брюки – коленки были коричневые от грязи, значит, придётся выслушивать бабушкины стенания: "Если дядя Сёма не отмажет, конечно".

          – Заблудился? – загрохотал отодвигаемый стул, и перед лицом Игоря очутилась чья-то ладонь. – Давай помогу.

          Игорь ухватился за протянутую руку и, чуть дёрнув к себе, кряхтя, как старичок, выбрался, наконец, из-под стола. Шутка ли – проползти чуть ли не на карачках сначала в одну сторону, потом в другую. Столы были специальные, лабораторные: снизу к каждому была приделана ниша загадочной функциональности (химоза строго-настрого запрещала класть туда что-либо), по длине они были гораздо больше привычных парт; учительница так гордилась, что выпросила их для своего кабинета. Правда, пришлось вынести из класса чуть ли не все шкафы, чтобы влезли эти лабораторные гробы. Но сидеть и вправду за ними было удобно. Но сейчас их "специализированность" и "настоящесть" не грела – Игорь, чуть не плача, осматривал свои брюки: "Здесь даже крендельки бессильны – точно попадёт! И почему их самих заставляют мыть полы в классе? Это дебильное дежурство! Почему нормальные уборщицы не убирают?!"

          – А школа-то наша – помойка... – Игорь уже всё понял и смирился, но по инерции, словно надеясь, что случится чудо, продолжал разглядывать свои штаны.

          – Согласен.

          Бывший узник школьного "подстолья" поднял голову и посмотрел на того, чьей помощью сейчас воспользовался – Данил. Пока он выискивал закатившуюся ручку, успел забыть и про Аню, и про нового претендента на её чувства. Сейчас же злость накатила с новой силой:

           – Спасибо, – буркнул он, сгрёб всё, что не успел убрать раньше и просто скинул в рюкзак. Рванул за лямку, забросил на спину и зашагал к выходу. В столовке ждал Ромка – наверняка места уже занял, надо торопиться.

          – А что с брюками будешь делать? – оказалось, что Данил не отстал и семенил рядом, подстраиваясь под его быстрый шаг.

          – Не знаю...

          – У меня щётка есть с собой. Хочешь?

          – Ты носишь с собой в школу щётку? – Игорь зло рассмеялся и, остановившись, развернулся к Данилу, чтобы получше рассмотреть этакого чистюлю. – Ну, ты даёшь!

          Они были практически одного роста, но глядя сейчас в его порозовевшее лицо – Данилу пришлось чуть ли не бежать за Игорем, казалось, что разговариваешь с пятиклассником. Он был какой-то весь... "невыросший" что ли, какой-то мелкий. Стоит... Рот приоткрыт – помогает носу вдыхать, волосы растрепались, глаза распахнуты... казалось, что и они помогают Данилу поглощать кислород: "Кудри эти дурацкие – девчонка, в натуре! Чего прицепился-то?!"

          – Чего дышишь так? Стометровку бежал, дохляк? – злость не уходила.

          Данил опустил голову, но тут же резко поднял её:

          – У меня проблемы с лёгкими – быстро задыхаться начинаю. Поэтому и на физру не хожу.

          Игорю как-то сразу стало не по себе: и от своего грубого тона, и от слов Данила – такого бесхитростного и прямого ответа. "Видит же, что специально достаю, и всё равно... придурок какой-то! – злоба тут же уступила место непонятной тоске. Сразу засосало там, куда каждый день (он уже привык) спускалась в конце своего пути маленькая змейка. Он уже было схватился за живот, но тут же отдёрнул руку.

          – Что, такие грязные? – он не знал, как сгладить свою грубость. "Может и правда взять у него щётку?"

          – Сам посмотри, ты нормально так пол ими вытер, – Данил улыбнулся. – А щётка у меня с собой случайно оказалась: моя сумка стоит в прихожей, около тумбочки... Короче, когда папа уходил на работу... думаю, он своим портфелем задел её и просто скинул вниз. Я ещё на алгебре её обнаружил.