Выбрать главу

Эренбург Илья

Трубка солдата

Илья Эренбург

ТРУБКА СОЛДАТА

Тишайший свет звезды несется тысячи лет, прежде чем показаться людям, но. короток век человека: детство с играми, любовь и труд, болезни, смерть.

Была война. Когда-нибудь подберут эпитет "великая" или "малая", чтобы сразу отличить ее от других войн, бывших и будущих. Для людей, живших в тот год, была просто война.

Была война, и на крохотном пространстве, близ груды камней, называвшихся прежде бельгийским городом Ипром, сидели, ели и умирали чужие пришлые люди. Их называли 118-м линейным полком французской армии. Полк этот, сформированный на юге, в Провансе, состоял из крестьян - виноделов или пастухов. В течение шести месяцев курчавые темные люди ели и спали в глинистых ямах, стреляли, умирали, вскинув руки, и на штабной карте корпуса было помечено, что 118-и линейный полк защищает позиции при "Черной переправе".

Напротив, в пятистах шагах, сидели другие люди, и они тоже стреляли. Среди них было мало курчавых и черных. Белесые и светлоглазые, они казались крупней и грубей виноделов;- говорили они на непохожем языке. Это были хлебопашцы Померании; их называли в другом штабе 87-м запасным батальоном прусской армии.

Это были враги; а между врагами находилась земля, которую и виноделы и хлебопашцы называли "ничьей". Она не принадлежала ни Германской империи, ни Французской республике, ни Бельгийскому королевству. Развороченная снарядами, изъеденная вдоль и поперек брошенными окопами, круто начиненная костьми людей и ржавым металлом, она была мертвой и ничьей.

Ни одной былинки не уцелело на ней, и в июльские полдни она пахла калом и кровью. Но никогда, ни за какой благословенный сад с тучными плодами и с цветами теплиц люди так не боролись, как за этот вожделенный пустырь. Каждый день кто-нибудь полз с земли французской или немецкой на" землю, называвшуюся "ничьей", и замешивал глину вязкой кровью.

Одни говорили, что Франция воюет за свободу, другие - что она хочет похитить уголь и железо; но солдат 118-го линейного полка Пьер Дюбуа воевал только потому, что была война. А до войны был виноград. Когда шли слишком часто дожди или на лозы нападала филоксера, Пьер хмурился, он стегал собаку, чтобы она его не объедала. А в хороший год, продав выгодно урожай, он надевал крахмальную манишку и ехал в ближний городок. Там, в кабачке "Свиданье принцев", он веселился как мот, хлопал служанку по широкой спине и, бросив в машину два су, слушал, приоткрыв рот, попурри. Один раз Пьер болел, у него сделался нарыв в ухе, это было очень больно. Когда он был маленьким, он любил ездить верхом на козе и красть у матери сушеные фиги. У Пьера была жена Жанна, и он часто любовно сжимал ее груди, крутые и смуглые, как гроздья винограда. Такова была жизнь Пьера Дюбуа. А потом Франция начала сражаться за свободу или добывать себе уголь, и ов стал солдатом 118-го линейного полка.

В пятистах шагах от Пьера Дюбуа сидел Петер Дебау, и жизнь его была непохожей на жизнь Пьера, как непохожа картошка на виноград или север на юг, и она была бесконечно похожей, как похожи-друг на друга все плоды земли, все страны и все жизни. Петер ри разу в жизни не ел винограда, он только видел его в окнах магазинов. Музыки он не любил, а по праздникам играл в кегли. Он хмурился, когда солнце пекло и йе было дождей, потому что тогда травы желтели и коровы Петера давали плохое молоко. У него никогда не болело ухо. Однажды он простудился и с неделю пролежал в сильном жару.

Мальчиком Петер играл со старой отцовской таксой и картузом ловил солнечных зайчиков. Его жена Иоганна была бела, как молоко, рыхла, как вареный картофель, и Петеру это нравилось. Так жил Петер. Потом - говорили одни, что Германия сражается за свободу, другие, что она хочет похитить железо и уголь, - Петер Дебау стал солдатом 87-го запасного батальона.

На "ничьей" земле не было ни свободы, ни угля - только кости и ржавая проволока, но л,юди хотели во что бы то ни стало завладеть "ничьей" землей. Об этом подумали в штабах и упомянули в бумагах. 24 апреля 1916 года лейтенант призвал к себе солдата Пьера Дюбуа и отдал Приказ в два часа пополуночи проползти по брошенному окопу, прозванному "кошачьим коридором", вплоть до германских позиций и установить, где расположены неприятельские посты.

Пьеру Дюбуа было двадцать восемь лет. Это, конечно, очень мало -тишайший луч звезды несется много веков. Пьер, услышав приказ, однако, подумал, что была филоксера, губившая виноград, и болезни, губившие человека, а стала - война и что человеку надо теперь считать не годы, а часы. До двух пополуночи оставалось еще три часа и пятнадцать минут. Он успел пришить пуговицу, написать Жанне, чтобы она не забыла посыпать серой молодые лозы, и, громко прихлебывая, выпить кружку черного кислого кофе.

В два часа пополуночи Пьер пополз по скользкой глине завоевывать "ничью" землю. Он долго пробирался окопом, прозванным "кошачьим коридором", натыкаясь на тюсти и колючую проволоку. Потом коридор кончился. Направо и налево шли такие же брошенные окопы, сиротливые, как брошенные дома. Раздумывая, какой выбрать - правый или левый - оба вели ведь к смерти, - Пьер решил передохнуть, он закурил свою трубку, бедную солдатскую трубку, испачканную глиной. Было очень тихо - люди обычно громко стреляли днем, а ночью они убивали друг друга без шума, посылая разведчиков, как Пьер, или роя подкопы. Пьер курил трубку и глядел на густое звездное небо. Он не мерил и не гадал, не сравнивал миров со своей деревушкой в Провансе. Он только подумал: если на юге такая же ночь винограду хороню, и Жанне тоже, Жанна любит теплые ночи. Он лежал И курия, всей теплотой своего тела радуясь тому, что здесь, на мертвой, "ничьей" земле, он еще жив, дышит и курит, может пошевельнуть рукой или ногой.