Тут же докладываю в Москву, что у меня впереди двухнедельные экзамены. Как быть? Ответ короток: на это мне дается четверо суток. Четверо суток вместо двух недель!
И все-таки я уложился и в этот предельно сжатый срок. Правда, пришлось работать, как говорится, по сорок восемь часов в сутки. Вознаграждением же стал высший балл по всем учебным дисциплинам первого курса.
Да, в Москве меня ждала новая работа. Секретариат К. Е. Ворошилова возглавил полковник Леонид Андреевич Щербаков. В него кроме меня и нескольких служащих вошли подполковник Л. М. Китаев и старший лейтенант С. В. Соколов.
Организационный период в секретариате оказался довольно напряженным. Кстати, он как раз совпал с выполнением одного срочного и ответственного задания. Дело в том, что Клименту Ефремовичу Ворошилову было тогда поручено возглавить работу, связанную с присвоением высшему командному составу Красной Армии генеральских и адмиральских званий, введенных Указами Президиума Верховного Совета СССР от 7 мая 1940 года. И на долю его секретариата в этой связи выпала большая подготовительная работа. Ведь требовалось в кратчайший срок отработать для комиссии солидное число документов.
И всё-таки мы справились и с этой работой, выполнили ее успешно и в срок.
Наш секретариат не был велик по численности, но он довольно быстро принял облик дружного и по-настоящему работоспособного коллектива. На первых порах большую помощь нам оказал генерал-лейтенант Р. П. Хмельницкий, длительное время трудившийся тоже под началом Климента Ефремовича Ворошилова. А уже затем мы и сами отработали, так сказать, свои формы и методы секретариатского труда.
Работать приходилось много. Широкая популярность Климента Ефремовича общеизвестна. И к нам в секретариат на его имя шла масса писем. Особенно обилен их поток был в канун шестидесятилетия К. Е. Ворошилова. Письма и поздравления приходили не только от его личных друзей и знакомых, но и от коллективов учреждений и организаций, с заводов и фабрик, из воинских частей, училищ и академий, от комсомольцев, пионеров. Короче говоря, со всех концов нашей необъятной страны. И мы с Сергеем Васильевичем Соколовым едва успевали готовить даже их перечень для доклада маршалу.
Немало было писем и иного рода: с советами, предложениями, жалобами и просьбами. Часть из них мы (естественно, ознакомившись с содержанием) направляли в государственные, партийные, военные и местные органы для принятия должных мер. А затем внимательно контролировали их прохождение.
Но многие из тех сотен писем, которые ежедневно шли В адрес Климента Ефремовича, докладывались лично ему. Просьбам трудящихся он уделял очень большое внимание. Тщательно изучал каждую корреспонденцию, обращался за содействием в соответствующие органы по таким, например, вопросам, как зачисление добровольцами в Красную Армию, создание семейных боевых экипажей (была, помню, даже танковая рота братьев Михеевых), внедрению рационализаторских предложений, направленных на улучшение боевой подготовки войск. Занимался и вопросами быта, особенно питания, бойцов и командиров, разрешением нужд семей военнослужащих, устройством их членов на работу по специальности, предоставления им льгот и т. д. Словом, любое обращение граждан к К. Е. Ворошилову рассматривалось им всегда объективно. И там, где это было необходимо, автору письма оказывалась немедленная помощь.
Глубокая осень 1940 года. С представителем парткома Управления делами СНК СССР Е. И. Зверевой едем на улицу Большая Полянка, где размещается Ленинский райком. Там мне предстоит получить партийный билет.
Евдокию Ивановну, мою спутницу, мы все уважаем за исключительное трудолюбие, скромность и отзывчивый характер. Во взаимоотношениях с товарищами она всегда требовательна, но справедлива. От ее зоркого глаза не ускользает любая недоделка, неточность. И тогда горе тому, кто виноват в этом. Е. И. Зверева спуску ему не даст, пропесочит по-настоящему.
Но все же никто и никогда на нее не обижается. Ибо мы видели, что и к себе Евдокия Ивановна применяет ту же меру строжайшей ответственности.
— Так вот, Михаил Иванович, — говорит мне Е. И. Зверева дорогой, — мне поручено представить и высказаться о вас в райкоме партии. Захваливать не буду, это не в моем характере, но что о вас знаю, — скажу.
Я и не жду от Евдокии Ивановны другого. Ведь понимаю: с коммунистов все спрашивается в двойной, а то и в тройной мере…
Вспоминаю: безгранично радостным явился для меня тот день, когда я получил комсомольский билет. Произошло это в городе Малмыже в 1931 году. И все же ноябрьский день 1940 года, когда мне вручили партийный билет, стал еще более памятным. Из райкома я вышел окрыленный. Еще бы! Ведь с этой минуты я — полноправный член нашей родной Коммунистической партии большевиков!
А несколько раньше со всей своей семьей я побывал в родной деревне Шеча, что в Кировской области. Повидался с отцом, матерью, другими родственниками, друзьями детства. Рассказал, что после отпуска меня будут принимать из кандидатов в члены ВКП(б). Отец, услышав это, еще больше посерьезнел, сказал строго:
— Вступай без сучка и задоринки, понял? Да чтобы нашу фамилию не опозорил. Потом обо всем расскажешь.
Милый отец! Несмотря на строгость наказа, он жил надеждой на будущую встречу с сыном-коммунистом. Верил, выдюжит, поборет все сильнее подтачивающий его недуг. Но не дожил…
Не довелось мне снова увидеться и с другом детства Максимом Ивановичем Устиновым, ставшим, кстати, еще и моим свояком. В огне Сталинградской битвы он пал, сраженный вражеской пулей…
Но это будет потом. А пока же я, получив партийный билет, с еще большей энергией включился в работу. Правда, весной 1941 года вдруг почувствовал сильное недомогание. Крепился как мог, но потом все же вынужден был обратиться к врачам. Диагноз они поставили короткий: нервное перенапряжение. Так в первых числах июня я оказался в Болшевском санаторном отделении. Здесь-то и застала меня суровая весть: началась Великая Отечественная война.
Глава вторая. Северо-Западное направление
О начале войны мы узнали так: 22 июня в 12 часов дня из громкоговорителей вдруг донеслись слова о том, что фашистская Германия вероломно, без объявления войны, начала боевые действия против Советского Союза. «Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством… Вся ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германских фашистских правителей… Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами» — говорилось далее в заявлении первого заместителя Председателя Совнаркома СССР, Наркома иностранных дел В. М. Молотова.
Итак, воина! А это для каждого военнослужащего значит, что он, где бы ни находился, должен срочно явиться к свою часть. Поэтому, не теряя времени, и наша группа командиров, во главе с комбригом И. Е. Колеговым, тоже работником аппарата Комитета Обороны, на грузовом автомобиле помчалась из Болшева в Москву.
Домой забежал буквально на несколько минут. И сразу же направился на службу. Здесь уже все были в сборе.
Да, мы отчетливо понимали, что для Родины настал час великих испытаний. И горели желанием сделать все возможное для ее защиты.
Уже на следующий день мы узнали, что Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов назначен членом Ставки Главного Командования (с 8 августа — Ставка Верховного Главнокомандования), а затем введен и в состав Государственного Комитета Обороны (ГКО).
В те дни Климент Ефремович часто и надолго отлучался на различные заседания и совещания, проводившиеся на самом высоком уровне, отдыхал урывками. И все же был предельно собран, спокоен, не давал никому из окружающих его людей ни малейшего повода для какой либо нервозности. И его уверенность, спокойствие передавались как помощнику маршала полковнику Л. А. Щербакову, так и нам, остальным сотрудникам секретариата. Поэтому-то и в работе не было срывов, ритм ее оставался четким.