Сидя на корточках, Теи Тетуа курит свой самосад. Старый сморщенный дед, с одной лишь маленькой пестрой тряпочкой на бедрах. Рядом пристроилась Момо — юная, красивая, большеглазая. Мы все легко одеты; солнце и ветер закалили кожу. Разница только в том, что Теи и Момо еще смуглее нас, их кожа еще здоровее, а подошвы жестче и неуязвимее.
Вот Теи, не сводя глаз с костра, начал ритмично покачиваться. И запел, запел хриплым голосом монотонную песню. Мелодия предельно однообразна, но ее будто создала сама природа, которая окружала нас, и мы ощутили дыхание далекого прошлого… Словно мы перенеслись в дни молодости Теи Тетуа, даже еще дальше — в ту пору, когда на островах жили их первые обитатели.
В песне рассказывалась древнейшая полинезийская легенда о сотворении мира. Когда-то ее знали и островитяне. Задолго до появления белых ее пели во время религиозных церемоний.
Вот коротко содержание легенды:
Тики, обитающий на небесах, создал землю. Потом он создал воду. Потом — рыб. Потом — птиц. Потом — плоды. Потом — свинью (единственное млекопитающее, известное островитянам до открытия Полинезии белыми). И только после этого он создал человека. Мужчину по имени Атеа и женщину — Атаноа.
— Дальше они справились сами, — объяснил Теи. И продолжал петь, перечисляя всех потомков Атеа и Атаноа.
— Теи, — заговорил я, — ты веришь в Тики?
— Да, — сказал Теи, — я есть католик. Сейчас все есть католики. Но я верю в Тики. Верю, что Тики и Иегова — одно и то же. Как это на твоем языке? — он указал на костер. Я ответил.
— Твой народ называет это «костер», А мой народ — «ахи». Твой народ говори «Иегова». Мой народ говори «Тики». Тики есть Иегова. Мы это поняли, когда пришел белый человек. Но белый человек не понял. Белый издеваться над Тики. Они хотят дать нам новая вера.
Старик смотрел на огонь… Его народ не уважал белых. А белые презирали его народ. Мы представили себе первых прибывших сюда белых, которые в обмен на стекло и мишуру получали настоящий жемчуг. Они смеялись над глупыми островитянами…
А для полинезийцев жестяные броши и стеклянные бусы были огромной ценностью. Ничего подобного не было на островах. И они смеялись над белыми, которые так неумно вели торговлю. Кто же был прав? Обе стороны или ни одна из них?
— Теи, — продолжал я, — как по-твоему, Тики съедал жертвы, которые ему приносили?
Теи лукаво усмехнулся.
— Тераи, — ответил он, — как по-твоему, Иегова съедает то, что ему приносят? Нет, священники съедают. И Тики не ел жертв. Это делали таоа, старые кудесники— наши священники.
— Но Теи, — не унимался я, — я часто видел в лесу Тики. Из камня, вы сами его вытесали.
— Тики не из камня, — спокойно ответил старик, — Тики никто не видеть. Таоа делали для народа каменные изображения Тики. Ваши священники делают изображения Иеговы. Я видеть церковь в Омоа. Там Иегова на стене.
Теи взял бамбуковую дудочку и заиграл на ней носом причудливую мелодию. Ему больше не хотелось говорить об этом… Он католик, но сохранил старую веру. Тики для него стал Иеговой.
Дед часто вспоминал старину. Рассказывал о войнах, о людоедстве.
Когда-то острова были перенаселены. Мы находили развалины жилищ даже на самых крутых склонах над морем: здесь много лет назад обитали бедные рыбаки. Ночью, в темноте, они прокрадывались в занятую врагом долину, чтобы набрать питьевой воды в длинные трубы из бамбука. Племена постоянно враждовали между собой.
Зато природа была тогда щедрее. Она и сейчас щедра, но не так, как прежде. В большинстве долин нельзя жить, потому что там высохли, исчезли ручьи. Может быть, виноваты свиньи, которые перерыли всю землю?
Животные объедают молодые побеги фруктовых деревьев, лошади обгладывают кору хлебного дерева, и оно сохнет. Пока что плодов избыток, но надолго ли?
Почти совершенно истреблена черепаха. Некогда собирали множество птичьих яиц, ловили птиц. Теперь это уже не так просто. Впрочем, как ни богата была природа, на острове все равно царил голод! Полинезийцы ели растения, которых теперь никто в рот не возьмет. Отсюда— одичание, отсюда — людоедство, хотя чаще всего людоедство было религиозной церемонией, связанной с жертвоприношениями богу Тики.
Как правило, человеческое мясо доставалось таоа и королю. Но иногда и простой народ приходил в неистовство. Теи Тетуа помнил случай, когда его друзья во время военного набега съели щеки живого пленника.
Да, страшные истории услышали мы в эти ночи у костра…
— Теи, — спросил я однажды, — из-за чего, по-твоему, вымер твой народ?