окружение и которыми сегодня наводнен книжный рынок и
кинорынок Европы и США? Думается, что это так.
Но дело не только в этом. Идея априорной порочности
человеческой личности, как и идея о том, что комплексы
39
тоталитаризма, насилия, жестокости заложены в человеке
самой природой, просматриваются во многих картинах,
идущих сегодня на западных экранах.
В начале 80-х годов вышла книга Бернара-Анри Леви
«Французская идеология». Один из основателей «новой
философии» в этой книге развернул изобретенную им
концепцию исторического процесса. Вчерашний «новый
левый», сегодняшний махровый антикоммунист и
антисоветчик, Леви пытается по-своему истолковать историю
Европы и, в частности, историю возникновения фашизма. Но
фашизм под его пером — это совсем не разбойничий
германский и итальянский фашизм, сокрушенный Советской
Армией, антифашистскими силами мира, это нечто
всеобъемлющее и эфемерное. Леви договорился даже до того,
что сам фашизм, его идеология зародились прежде всего
на французской почве. Спрашивается, где гитлеровская
Германия, фашистская Италия? Нет, это, по мнению
автора, не главное. Разоблачая «французский фашизм», автор
имеет в виду не фашистские группировки, не
коллаборационистов, которые действительно были в этой стране, а
общество в целом, готовое, по его мысли, принять
фашистскую идеологию и мораль. В связи с этим он оплевывает
французскую культуру, ее великие гуманистические
традиции. Фашистскую идеологию автор находит даже среди
коммунистов и вообще всех левых. Ставя под сомнение
движение Сопротивления, «новый философ», по существу,
снимает ответственность с гитлеровской Германии за
преступления против человечества. И это вполне логично для
авторов такого рода, так как идеалом для человечества
объявляется Америка, «американская демократия»,
«американский образ жизни» — страна, по мнению Леви,
которую могут не любить лишь фашисты.
Профессор Н. Молчанов, который дал в статье
«История дыбом» («Лит. газ.», 1981, 26 авг.) развернутый и
аргументированный разбор антигуманистической,
шовинистской книги Леви «Французская идеология», справедливо
связывает появление такого рода «трудов» с активизацией
транснациональных капиталистических корпораций,
пытающихся подавить национальное самосознание и культуру
европейских народов, переписать на собственный лад
историю Европы, покуситься на великие демократические и
гуманистические ценности человечества. Полагаю, что это
суждение верно.
В синхронной связи с такого рода «теоретическими»
построениями и практикой транснациональных
корпораций, за спиной которых стоит монополистический капитал
40
США, находится продукция многих буржуазных
кинокомпаний.
Фильмы «Ночной портье» и «Салон Китти», о которых
писалось выше, созданы сравнительно недавно — в
середине 70-х годов. Позже Лилиана Кавани поставила фильм
«По ту сторону добра и зла» — о жизни Ницше. А в
1981 году на Каннском фестивале был показан фильм
Лилианы Кавани «Кожа». Он идет и по сию пору на
экранах Запада, вызывая широкую дискуссию в прессе.
Поставленный по роману известного итальянского
писателя Курцио Малапарте, фильм повествует о первых
месяцах американского вторжения в Италию — действие
происходит в Неаполе.
Режиссер взяла лишь ряд мотивов этого
многопланового романа, впрочем, не лишенного декадентских черт.
По внешним признакам в фильме немало критических
стрел, направленных против американцев. Придя в
Италию, они увлечены не ведением боевых действий против
гитлеровцев, а разного рода спекулятивными махинациями
да развлечениями с проститутками, в обилии
появившимися в городе.
И генерал — его играет знаменитый американский
актер Берт Ланкастер — закрывает глаза на то, что
исправный танк «Шерман» распродают на детали спекулянты в
военной форме. Некий проходимец, выдающий себя за
бойца Сопротивления, предлагает генералу купить
спрятанных у него немецких солдат и выдать их за
захваченных в бою. Разгул, спекуляция, разврат... Да, все это
впечатляюще показано в фильме. Но... дело в том, что
антиамериканизм фильма лишь некий камуфляж, существо
фильма иное. Американцы представлены как грубая, но
вполне здоровая сила, с легкостью преодолевающая все
трудности, как люди, исполненные благородства: в фильме
показано, как они спасают жителей города во время
землетрясения; юноша лейтенант готов жениться на девушке,
которой торгует отец. Впрочем, здесь нет ничего
неожиданного: разве среди американских военнослужащих было
мало честных, благородных и мужественных людей? Но
дело совсем в другом. Дело в том, что в фильме «Кожа»
итальянцы, все, без различия социального положения,—
это гниющая, разлагающаяся, деградирующая толпа. Они
не способны к какому-либо созиданию, и, уж конечно,
благородство им чуждо: их удел — спекулировать,
проституировать, морально разлагаться. Поэтому в фильме такое
большое место занимает изображение оргии
гомосексуалистов, куда приводит главный герой фильма, писатель
41
(его играет Марчелло Мастроянни), жену американского
сенатора. Поэтому навязчивым становится мотив
«некрофилии» — культа смерти, самых мерзких извращений.
Антифашистов, борцов Сопротивления здесь нет и быть не
может, а если они и представлены в картине, то это
приспособленцы, жулики, извращенцы. Таким образом, дается
полностью искаженная картина периода освобождения
страны от фашизма.
Мы помним замечательные фильмы итальянского
неореализма, показавшего мир простых людей, пафос
ненависти к фашизму, протест против социального неравенства.
Таковы «Рим — открытый город» Росселлини,
«Похитители велосипедов» Де Сики, «Нет мира под оливами» Де
Сантиса и другие талантливые, гуманистические ленты той
поры. Это была правда, настоящая, доподлинная.
Фильм Лилианы Кавани как бы воинственно направлен
против неореализма и гуманистического искусства вообще.
Да, собственно, режиссер и не скрывает этого. «Я
сознательно не хотела черпать вдохновение в неореализме,
который возник сразу же после событий, о которых идет
речь в фильме, — писала Лилиана Кавани. — Мы вместе со
сценаристом Данте Феррети пошли по пути
«гиперреализма», то есть стремились восстановить событие через
изображение вещей». И далее она отмечает, что в книге Кур-
цио Малапарте, по которой поставлен фильм, более всего
ее привлекли «отрешенность и цинизм»1.
Что ж, это правда. Цинизма в этой картине более чем
достаточно, как, впрочем, во многих других лентах,
созданных в последние годы на Западе.
Другой ипостасью дегуманизации современного
искусства, может быть, такой же опасной и деструктивной, как
и реакционное «ретро», связанное с деформацией
антифашистской темы, является искажение в произведениях
кино духовного наследия прошлого. Это большая
проблема, заслуживающая специального рассмотрения. Мы
обратим внимание лишь на некоторые ее проявления.
В 30-е годы Голливуд, а также европейский
кинематограф создавали фильмы, посвященные великим деятелям
прошлого. Среди них были картины относительно
прогрессивной ориентации («Молодой мистер Линкольн» Джона
Форда, «Я обвиняю» Уильяма Дитерле — об Эмиле Золя).
Рядом стояли более упрощенные модели — фильмы о
великих композиторах, среди которых были и искусно
сделанные ленты («Большой вальс» Ж. Дювивье) и рыночные