В отечественных исследованиях по истории чая авторы не раз отмечали его «государственное значение». Чай помог установить внешние отношения России с Китаем, а значит, сделал доступными его фарфоровые изделия, шелковые и бумажные ткани. В свою очередь, у «Поднебесной империи» появилось уважение к «Северному колоссу». За чаеторговцами, по проторенной ими дороге, шли научные экспедиции. Вот и выходит, что чайная торговля послужила и своеобразным проводником мировой науки.
Велико было также и экономическое значение чая. Более сотни тысяч человек по сибирскому тракту (а это тысячи верст!) кормились от перевозки «сушеных листьев». В промышленности он вызвал к жизни самоварное производство, дал стимул для расширения суконного дела (для обмена с Китаем), а также посудного, сахарного и булочного. Чай разнообразил скудную пищу крестьянского населения, был подмогой на деревенской страде, зимнем извозе и фабричной работе, выручал во время многочисленных постов.
Чай не только усиливал трудовую энергию, но и поднимал настроение, «смягчал нравы», способствовал общительности.
За пятьдесят лет, прошедших после реформы 1861 года, потребление чая в стране на душу населения возросло более чем в два с половиной раза. В начале нашего века Россия занимала второе, после Англии, место в мире среди главных импортеров чая, оставив позади Соединенные Штаты Америки. В европейской части он пришелся к столу северянам Олонецкой губернии, жителям промышленных городов Ярославщины. Особое значение он имел в рационе татарского населения. Зеленый чай почти целиком оседал в Туркестане, кирпичный — в Казахстане, Киргизии, на юге Западной Сибири и на Урале. А потребление этого вида чая в Восточной Сибири превысило все мировые рекорды — здесь в среднем в год на жителя приходилось до одиннадцати фунтов (1 русский торговый фунт — 0,409 килограмма. — Автор), Много пили чая казаки Амурской области, крестьяне Приморья и Восточного Забайкалья, но больше всех — до тридцати фунтов в год — буряты, у которых, как и у соседей — монголов, зеленый чай шел в похлебку.
И все же для подавляющего большинства крестьян России чай оставался предметом роскоши. Высокая цена позволяла пить его лишь в редких случаях — не зря, видно, появилось выражение «чайком побаловаться». Да и другое, не менее известное изречение «дать на чай» родилось именно в ту пору, когда на чай у многих, в прямом смысле, не хватало. А между тем общая сумма государственного дохода от продажи чая, включая транспортные тарифы, превысила в последний год царствования династии Романовых девяносто миллионов рублей.
ПЕРВЫЕ ВСХОДЫ И СБОРЫ
Первые попытки «прописать» чайный куст в России стали предприниматься еще в начале минувшего века. Начались поиски с Южного берега Крыма, где основатель и первый директор Никитского ботанического сада X. X. Стевен приступил к испытаниям «расти могущих и в каком-либо роде хозяйства полезных или только для украшения служащих деревьев, кустов и трав». Причем начал он как раз с чайных кустов, полученных в 1814–1818 годах из Парижа и Петербурга. В теплицах Артека, где они дали спелые семена, их удалось размножить.
В 1838 году новый директор сада Н.А. Гартвис, посадив чайные кусты в хорошую луговую почву, получил неутешительные результаты: из-за недостаточной температуры, влажности воздуха и неподходящих почвенных условий новоселы, перенесенные в открытый грунт, росли плохо. Убедившись в бесперспективности внедрения чая в промышленную культуру на берегах Таврии, экспериментатор оставил несколько образцов чужеземной неженки для никитской коллекции, а большую часть в 1842 году передал по эстафете своим южным коллегам в только что организованный в Сухуми Военно-ботанический сад. Через пять лет подобная посылка была отправлена в Гурию — в Озургетский казенный акклиматизационный табачный питомник.
Южная оконечность Черноморского побережья Кавказа, входящая в так называемую Понтийскую флористическую область, недаром считалась «русскими субтропиками». Переселившись туда, растения почувствовали себя почти как дома. Уже в 1864 году гурийский помещик князь Михаил Эристави (Эристов) собрал с собственного маленького участка в селении Гора-Бережаули Озургетского уезда первый чай, который затем представил на Всероссийскую сельскохозяйственную выставку в Петербурге.
Однако энтузиазм грузинских пионеров чая сразу же натолкнулся на жесткую политику местной и центральной власти. Царское правительство не было заинтересовано в развитии чаеводства в стране, поскольку доходы от продажи импортного чая существенно пополняли казну. Обращая внимание на плачевное состояние чайного дела, выдающийся грузинский писатель и общественный деятель И.Г. Чавчавадзе в своем выступлении со страниц редактируемой им газеты «Иверия» в 1887 году отмечал, что чайный куст больше высаживается на белой бумаге и поливается черными чернилами.