- Говорят, немцы прорвали фронт, вот и сматываем удочки, пока не поздно.
- Что делать, товарищ политрук? - обратился я к Пятницкому. - Доставить вас в Севастополь или возвращаться?
- Давай в Бой-Бузак, коли такая обстановка.
Я повел самолет вдоль Симферопольского шоссе. День клонился к вечеру. Огромный багровый шар солнца низко висел над пустынным морем, и от него к берегу тянулась яркая полоса. Вначале и на шоссе было пусто, но вскоре стали попадаться отдельные автомашины, причем число их росло с каждой минутой. Сперва они двигались небольшими группами, группы постепенно увеличивались и, наконец, превращались в колонны. Колонны следовали одна за другой, выдерживая определенные интервалы.
В одном из таких интервалов я заметил мчавшуюся на полном газу полуторку. Машина неожиданно резко остановилась, и из кабины выскочил человек в форме морского летчика. Сдернув с головы фуражку, он стал размахивать ею. Я догадался - человек хочет, чтобы на него обратили внимание, снизился и пошел на посадку. Летчик перепрыгнул через кювет и побежал в поле, указывая, где можно приземлиться.
Едва я подрулил, как незнакомец вскочил на плоскость и крикнул:
- Заворачивай назад, впереди немцы! [15]
Я выключил мотор, обернулся и узнал Петра Никонорова.
- Здорово, Петр! Какими судьбами?
- Серафим! - удивился Петр. - Вот так встреча! А я гляжу - «кукурузник». Чешет прямо к фронту. Решил на всякий случай предупредить. Ты что, разве не знаешь? Немцы прорвали фронт.
- Когда?
- Утром. Севернее Воронцовки и под Ишунью. Наша эскадрилья перебазировалась под Севастополь, да и ваши, наверное, смотались из Бой-Бузака. А ты, кстати, почему на У-2?
Я в двух словах рассказал о случившемся.
- Понятно, в пешие попал. И я с неделю на земле отсиживался, когда моего «ишачка» фрицы долбанули. Потом все же получил другого.
- А почему на грузовике?
- Автоколонну с аэродромным оборудованием сопровождаю. Заворачивай и ты, пока не поздно. Назначение - Севастополь, адресом не ошибешься, ручаюсь.
Я вопросительно посмотрел на Пятницкого.
- Нет! - решительно произнес старший политрук. - А вдруг эскадрилья на месте? Не вернемся, что люди подумают?
- Ну, бывай тогда, Серафим! Над селами остерегайся лететь.
Петр пожал мне руку, спрыгнул на землю и побежал к ожидавшей его машине.
Помня предостережение Никонорова, я вел самолет на бреющем полете, обходя стороной населенные пункты. Нужно было засветло добраться до Бой-Бузака, и я выжимал из мотора все, что он способен был дать.
Но вот и силуэты силосных башен Фрайдорфа, а чуть в стороне Бой-Бузак и знакомый аэродром перед виноградной плантацией… На посадку пошел с ходу, не делая круга. Самолет уже находился почти в трехточечном положении, когда впереди показались гитлеровские солдаты.
Вот так история! Что делать? Под колесами уже шуршала трава. Я прибавил оборотов и, удерживая самолет над самой землей, помчался прямо на немцев. Солдаты закричали, вскинули автоматы. По плоскостям [16] забарабанили пули. Расстояние сокращалось. Видя, что самолет им не остановить, и не желая угодить под колеса, фашисты попадали на землю. У-2 пронесся над самыми головами гитлеровцев. А когда противник опомнился и вновь открыл огонь, мы были уже недосягаемы для автоматов.
Миновав темный массив виноградной плантации, я сделал поправку в курсе и повел машину к побережью. Сумерки быстро сгущались, ориентироваться стало трудно. Через час показался Севастополь. Небо над ним было сплошь иссечено светящимися трассами зенитных орудий и пулеметов.
Чтобы не попасть под огонь собственных батарей, мы обогнули город с севера. Здесь не стреляли. Над Куликовым полем ПВО опознала наш самолет и дважды подсветила короткими вспышками прожекторов. Приземлились на небольшой площадке и оказались в гостях у моряков-артиллеристов. Здесь узнали, что противник прорвал фронт около полудня и теперь ведет наступление на Керчь, Симферополь и Евпаторию, а его моторизованные и танковые части рвутся к Севастополю.
Моряки отвели нам для ночлега кубрик, высеченный в скале. Пятницкий быстро забрался на нары.
- А вы, Сабуров?
Я тяжело вздохнул.
- Вы о чем?
- Несколько дней назад получил из дому письмо. Прочитал только сегодня. Москву эвакуируют. Неужто отдадим столицу?
Не сразу ответил мне комиссар.
- Вести невеселые, - тихо сказал он. - Но эвакуация - еще не поражение. Вспомните, сколько заводов мы перевезли в далекий тыл. Однако война продолжается. И будет продолжаться… Вот вы, например, не задумываясь, бросились в бой один против пяти. И каждый, для кого Родина не отвлеченное понятие, а сама жизнь, сделает то же, Это я знаю твердо, в это верю. А теперь - на отдых!
* * *
Остатки нашего полка базировались у селения Чоргунь. Аэродромом служила долина, со всех сторон зажатая горами. Штурмовики перелетели на Херсонесский [17] мыс, а пикирующие бомбардировщики еще дальше - на побережье Кавказа.
Отдаленность бомбардировочной авиации от линии фронта ощутимо сказывалась на нашей обороне. Мы уже не могли с прежней интенсивностью обрабатывать с воздуха вражеские войска и позиции, поддерживать ответные удары Приморской армии и морской пехоты. Потери в октябрьских боях сильно сократили наши и без того немногочисленные штурмовые и истребительные подразделения. Мы задыхались от недостатка авиации, а гитлеровцы методически усиливали свою, особенно бомбардировочную. Оставленные нами аэродромы в Саках, Сарабузе, Бой-Бузаке, Фрайдорфе и других местах, позволяли врагу наращивать количество авиационной техники и свободно маневрировать ею. Получив новые базы, фашисты значительно усилили соединения пикирующих бомбардировщиков. Ю-87 («лаптежники», как прозвали их наши летчики) перелетали поздно вечером или рано утром с дальних глубинных аэродромов на ближние, заправлялись горючим, загружались бомбами и вторым броском достигали Севастополя…
Близилось 7 ноября. По сведениям, полученным советским командованием, гитлеровцы готовили защитникам Севастополя свои «поздравления». На Сарабузском аэродроме сосредоточились немецкие бомбардировщики для нанесения удара по городу и военным кораблям.
Наше командование решило опередить противника. Перед летчиками поставили задачу - разгромить вражескую авиацию до того, как она поднимется в воздух. Расчет строился на внезапности.
На рассвете первого ноября с Херсонесского мыса в воздух поднялись восемнадцать «илов». Вскоре к ним присоединились истребители. Самолеты ушли далеко в море. Сводную группу эшелонировали по высоте. Внизу летели штурмовики, над ними, немного отстав и уйдя в сторону, шли И-16 и И-153, еще выше барражировали скоростные истребители Як-1 и ЛаГГ-3.
На побережье мы вышли севернее Евпатории и уже оттуда взяли курс на Сарабуз. Рассчитали верно. Враг, не ожидавший нападения с тыла, был застигнут врасплох. Когда за железной дорогой оказался Сарабузский [18] аэродром, мы увидели на стоянках двенадцать четверок Ю-87. У машин сновали люди, разъезжали бензозаправщики. Ни малейшего признака тревоги.
Капитан Денисов легким покачиванием с крыла на крыло предупредил: «Будьте внимательны!» Штурмовики с ходу начали бомбежку. У противника не оказалось даже зенитного прикрытия, и приближающихся «илов» встретил лишь редкий огонь пулеметов, установленных в кабинах воздушных стрелков. Началось побоище. С первого же захода бомбами, огнем пушек и пулеметов штурмовики уничтожили почти две трети Ю-87. Пока «илы» делали круг над аэродромом, выходя на вторую атаку, к штурмовикам подключились истребители нижнего эшелона. Звено «чаек», ведомое капитаном Петровым, на пикировании прошлось огнем по самолетным стоянкам, расстреливая бегущих к укрытиям вражеских летчиков. Мы тем временем навалились на бензовозы. От короткой очереди ведущего взворвалась крайняя машина. Взрывы следовали один за другим, потянуло гарью, в черных клубах дыма взвились огненные языки. Кто-то всадил эресы в бензовоз, стоявший у ангара, и два взрыва слились в один: от детонации сработала тяжелая бомба, лежавшая поблизости.