283.
АД ВОРОНИЙ
Среди небоскрёбов и дождь сильней —
Уж не сама ль высота намокла?
Всё вертикальней, и всё длинней
Над стёклами стёкла, и только стёкла,
Сужаются стены с двух сторон:
И сквозь провода, сквозь чёрные коконы
Город не выпускает ворон.
Внизу отражается шум машинный,
Всё вертикальней серый бетон:
И сколько крылями ни маши тут,
Никак в открытое небо не вырваться!
Или чёрный наряд так халтурно пошит,
Что воронам кажется — они выродки?!
Ещё хоть один этаж бы, — но стоп:
Стены опять как будто чуть выросли,
И тросы вроде парашютных строп…
Но ведь не крылья у них ослабели,
Тянется ввысь как гриб небоскрёб…
Ещё чуть взлетели, еле-еле,
Ну, где там прекрасная пустота?
Стены, сужаясь кверху, обсели…
И силы в крыльях уже нехвата…
284.
Мокрые асфальты удваивают город,
Даже Гранд-Оперы — и тех две…
Только та, что на асфальте, шинами распорота
И обрывки маются где-то там, в воде…
Не отстанут от автобуса квадраты окон,
Их ему никак ни прогнать, ни оттолкнуть.
Плечи рыжих конвоиров — с каждого бока —
Кем-то обречённых на мокрый путь,
По два алых мака — за каждой машиной —
Бегут, останавливаются, не тонут — и опять…
А тюльпаны, жёлтые, как женщины у Шилле,
От грузовиков напрасно пробуют удрать.
Верхний город строже, отражённый — тревожней,
Но в него невозмутимо скатывается вода.
А что дождь холодный — не фотограф — художник
Брызги, разлетаясь, не поймут никогда…
Париж
285.
Огни всё глубже тонут в лужах,
Лучи всё медленней дрожат.
Уж вовсе ничему не служит
Их отражений рваный ряд,
Уж вовсе никому не светят
Пустые дубли фонарей:
От плачущих фантомов этих
На улице ещё мокрей
И никакого нет резона
Своим же отраженьем быть,
Чтоб в отражении газона
Свой зыбкий профиль утопить.
286–288.
ТРИ ОДЫ ЮГУ
"А далеко на севере, в Париже…"
А. Пушкин. "Каменный гость"
1.
Сколько же можно так, братцы?
Холод мешает заняться
Самой весёлой судьбой!
А значит — вырваться надо
Из городского уклада:
В левом ряду автострады
Вой моя ласточка, вой!
Так из парижского бара,
С тёмных бульваров Пизарро
В южную яркость базара
Были броски — как мазки:
Тёплая ночь обнимала
Мудрой вознёй карнавала —
А по дороге снимала
Свитер, штаны и носки…
Мягче воды и одежды
Гладящий плотный воздух,
А если луна разбудит
Спящих на крыше дома —
То звёзды щекочут кожу,
И уж не только рубашка,
Тут не нужна даже рифма,
Так всё пальцам знакомо!
Зиму утопим, подруга
Раблезианского юга,
Вечная замкнутость круга —
Тоже, заметь, — чепуха!
Есть лишь одно повторенье:
В жарком, возвратном движенье —
Пусть иногда — утомленье,
Но — ни беды, ни греха!
В соснах и волнах и лицах
Столько веселья хранится —
Что от дождливой страницы
Не остаётся ни строч…
Новым стихам отзовётся
Звёздное эхо колодца,
Ветром по коже начнётся
Новая южная ночь!
2.
Юг — это дальний и ближний
Праздник уличной жизни
Повсюду, — куда ни глянь:
Он дурака валяет,
Смеётся, но правду знает.
На улицу жизнь выставляет
Любая тьмутаракань:
На Привозе, меж луком и рыбой,
В кучах ругани и улыбок
Толчётся одесский люд.
Ростов в дурака играет,
Рядом на венском стуле
Пузатый арбуз восседает…
И семечки продают.
На улице венецианской
С улыбкой слегка хулиганской
Сидит стеклодув муранский —
Стеклянные птицы поют,
А между Марселем и Ниццой
Базаром глядят все страницы,
Горный лес над волной искрится —
Триумфатор в лавровом венке,
Всё — во власти всесильного Юга:
Хоть квадратуру круга
Решить, как это ни туго,
И выкинуть невдалеке!
Солнце — в воду, и сразу
Станет уютней глазу,
К чертям хоть строфу, хоть фразу