Но долго не спали ратники, а заливисто хохотали по углам; действительно, наряд был не совсем обыкновенный. И кто-то просил ротного сказочника Дудку рассказать сказку.
Дудка был очень толстогубый, молодой еще малый, угрюмого вида, так что предположить в нем сказочника никак не мог Ливенцев, и он начал, проворно шлепая губами, длинную, что было важно, сказку о трех Иванах: коровьем, кобыльем и овечьем, и каком-то Лиходее, который держит под замком на высоченном дубу красавицу. Эту красавицу и хотят освободить Иваны и взять себе в жены.
Сначала едет к Лиходею Иван Овечий, а Лиходей говорит:
- Ты приихав до мене биться, чи мириться?
Иван Овечий тому Лиходею ответ:
- Я приихав до тебе совсим не мириться, - хай ты сгоришь, а приихав я до тебе биться!
- Да как-ак вшкварит ему! - замахивается кулаком Дудка, а слушатели хохочут от удовольствия.
Лиходей оказался сильнее все-таки Ивана Овечьего и его одолел. Но пока они бились, вертелась тут же поблизости сорока. "Они бьются себе, они бьются, а сорока стрекочет-регочет..." И когда убил Лиходей Ивана Овечьего, сорока полетела за мертвой и живой водой. А Иван Коровий, не дождавшись Ивана Овечьего, поехал к Лиходею и натыкается на убитого, который "лежит себе ни мур-мур...".
Покуривая толстую кручонку и то и дело сплевывая на пол и затирая сапогом, Дудка рассказывал однообразно, но складно, как Лиходей убил и Ивана Коровьего и потом Ивана Кобыльего, но сорока оживила тем временем Ивана Овечьего, и только что управился Лиходей с Иваном Кобыльим, снова идет на него биться, а не мириться Иван Овечий, а потом - воскрешенный сорокой Иван Коровий, а там - Иван Кобылий... Конечно, Лиходею ничего не остается делать, как бежать от этих бессмертных и уступить им красавицу на дубу.
Как раз когда кончил свою сказку Дудка, пришла, также фыркающая от смеха, вторая смена, а с нею вместе неожиданно для Ливенцева пришел Демка. Оказалось, что он встретил эту смену недалеко от мельницы Ичаджика и кого-то узнал из ратников.
- А-а! Демка! Где же ты пропадал последнее время? - спросил Ливенцев. Кажется, с неделю я тебя не видал.
- Я-то?.. Я в Балаклаве был, - пытался улыбнуться Демка, но улыбка ему вообще не удавалась.
- В Балаклаве? У кого же ты там был? У ротмистра Лихачева?
- Ага!.. В эскадроне.
- Ты что же думал, что эскадрон наш на своих лошадях скорее до фронта доскачет, чем мы пешие дойдем?
- Ага! Верхом ездить учился, - буркнул Демка.
- Гм... Засела в тебя эта скверная идея - охотиться за черепами немцев. Ах, Демка, Демка!
- А что же им - спустить это? - при электрической лампочке сверкнул раскосыми глазами Демка. - Никогда не спущу!
- Чего же ты именно не спустишь?
- Того!.. Как это они наших солдат пленных живыми в землю закапывают? Хорошо это? Спустить это можно?
- Откуда ты это знаешь?
- Знаю! Ребята в газетах читали!
- Может, это и выдумка: немцы - народ культурный.
- Выдумка! Пальцы нашим пленным отрезают, чтоб они больше стрелять не могли. А каких прямо в землю...
- А немецкие газеты про наших солдат то же самое пишут.
- Не-ет! Наши этого не сделают. Пускай не брешут!
- Давай с тобой лучше думать, что все это - одна брехня на человека, кто бы он ни был... И потом вот что, Демка... Ты ел что-нибудь сегодня? Может, это ты с голодухи такой свирепый?
- А то не ел? - подозрительно поглядел Демка.
- А что же ты так поздно по улицам ходишь?
- Да я ведь прямо из Балаклавы сюда.
- Тебя, что же, погнали оттуда?
- Ну да, "погнали"! Я сам ушел... Когда они на войну даже не собираются. А вам уж шинеля повыдавали.
- Шинеля и там будут получать не сегодня-завтра. Только там шинеля другого образца - с длинным раструбом... А домой тебе не хочется ехать?
- Чего я там забыл? - насупился Демка.
- Отца с матерью забыл... Семена Михайловича и Василису Никитичну.
Демка, услышав это, оглянулся кругом, ища глазами, кто мог тут сказать этому прапорщику, как зовут его отца и мать, но, не найдя такого, уставился, усиленно мигая, на Ливенцева.
- Думаешь, откуда я мог взять Семена Михайловича и Василису Никитичну? Добрые люди сказали... Нехорошо, брат Демка! Даже если ты и кровавым мстителем хочешь быть - не советую. Без тебя у нас в России народу хватит. Чего другого, а народу - сколько угодно... Ехал бы ты лучше к своим старикам, право.
- Они разве старики? Вот, значит, вы и не знаете! - повеселел Демка. Вовсе они не старики еще.
- Чем же тебе они надоели? Бьют, что ли, тебя?
- Ну да! Еще чего! Бью-ут! - И Демка поглядел с вызовом.
- Я тоже слыхал о них, что люди они хорошие... И будто они о тебе беспокоятся, что ты здесь зря погибаешь. Что зря, то зря - это правда. Ехал бы ты лучше домой.
- Уж вы мне один раз это говорили... Домой! - презрительно протянул Демка и вдруг пошел проворно к двери.
- Куда ты? Заблудишься в темноте! Уж так и быть, - пришел, так ложись спать в нашей гостинице! - кричал ему Ливенцев, но он все-таки ушел.
А Старосила говорил Ливенцеву:
- Его, ваше благородие, теперь уж на путь не наставишь. Теперь отец-мать без него живи; этот малый погибший.
IV
Получен был приказ докупить для надобностей дружины к тем, какие стояли уже на конюшне, еще десятка четыре лошадей - обозных, ротных и ординарческих, и так как на покупку выдавались из полевого казначейства довольно большие деньги, то естественно, что это взволновало офицерский состав дружины.
Попасть в полковые ремонтеры издавна в русской армии считалось большой удачей жизни, хотя и требовало известного знания лошадиных статей и повадок коннозаводчиков и барышников. Теперь, после мобилизации лошадей, многое из трудностей этого дела было упрощено, а денежный соблазн остался тот же самый.
Поэтому все в дружине яростно стремились попасть в ремонтеры, а так как дружина сформирована была в Мариуполе, то всеми предлагалось ехать за лошадьми не куда-нибудь еще, а непременно в Мариуполь.
Командир дружины, Полетика, выслушивал всех довольно добродушно, потому что не имел привычки кого-нибудь слушать внимательно, а всегда думал о чем-нибудь своем или ни о чем не думал, но, наконец, сказал он с чувством:
- Красавцы, черт вас возьми! Ведь это - вопрос... как его называют... ну?
- Восточный? - подсказал было Ливенцев.
- Да не восточный, а... какой там, к черту, восточный!.. Одним словом, серьезный вопрос. И лучше, кажется, я уж поеду сам, да... А чтобы торговаться там крепче, то я возьму вот адвоката нашего, - кивнул он на Кароли.
- А лошадей кто будет выбирать? - живо отозвался Кароли. - Это дело тонкое - лошадь выбрать... Разве для этого фельдфебеля нестроевой роты, Ашлу, взять?
- Ашла-шашла... гм... Шашла... это что такое? - спросил его Полетика.
- Виноград есть такой десертный.
- Да-да... Помню... - несколько раз поднялся на цыпочки полковник, вздохнув. - Душистая такая?
- Есть душистая, - та называется мускатная шашла.
- Шашла-шашлык... Будто из этой... как ее?.. из шашлы шашлык делается? Гм... шашлык, ведь он из баранины?.. - взял за пуговицу капитана Урфалова Полетика.
Приземистый капитан Урфалов сильно потянул коричневым изогнутым носом, точно перед ним был свежезажаренный шашлык, а не Полетика, и сказал уверенно:
- Первая, изволите видеть, закуска под водку, господин полковник!
- Надо бы здесь когда-нибудь заказать, а? Вот вы это можете... А за шашлой... гм... зачем же за шашлой нам ехать в этот... как его?.. в Мариуполь?
- Насколько я понял, за лошадьми будто бы в Мариуполь, - не удержался, чтобы самым серьезным тоном не вставить, прапорщик Ливенцев, и Полетика, помигав несколько секунд мечтательными голубыми глазами, счел нужным рассердиться вдруг:
- А, конечно, за лошадьми! За коим же еще чертом мы в эту Ашлу? И вы никуда не поедете, вы останетесь здесь, в дружине!
- Да я и не собираюсь никуда - ни в Ашлу, ни в Ош, ни в Оршу!
Подполковник Мазанка очень поморщился, поглядев в его сторону, а Кароли постарался взять точное направление на Мариуполь и на лошадей, и деловая беседа о том, кого взять и как ехать, затянулась еще на целый час, причем Ливенцев все не мог понять, зачем хочет ехать в Мариуполь сам Полетика, когда ему гораздо спокойней было бы сидеть здесь в канцелярии и подписывать, что поднесет на подпись адъютант, а потом зайти в кондитерскую, спросить стакан кофе и пирожных, сесть за мраморный столик и дожидаться, когда девицы в белых фартуках поднесут то и другое. А через минуту уже по-детски заскучать от бездействия и погрозить девицам пальцем: