— Под платьем. — И вслед за этим: — Ну-ка, посмотрим. Подойди сюда!
Маленькая Энн приблизилась.
— Подними юбку, — велела Клэр.
Одновременно она отобрала розу. Энн наклонилась и, взявшись за край платья, приподняла его до колен. Клэр рассмеялась.
— Да нет, глупышка, я тебе велела поднять его полностью!
Энн снова покраснела и искоса взглянула на меня большими зелеными глазами.
Потом она посмотрела по сторонам. Должно быть, это убедило ее в относительной безопасности нашей позиции: даже если бы кто-то внезапно появился, он не увидел бы, чем мы собираемся заняться. Тогда она выпрямилась, продолжая придерживать край юбки, так что открылись ее ноги выше колен, округлых и гладких, на которых были едва заметны тонкие туго натянутые чулки.
— Быстрее! — приказала Клэр.
Энн, словно ее ударили кнутом, одним рывком подняла юбку выше бедер. Эта широкая юбка в складку отлично подходила для подобных действий: ее без труда можно было задрать хоть до самой шеи. Бедра Энн были округлыми и крепкими, красивой лепки. Над скромной кружевной окантовкой чулок шелковистая кожа сияла белизной. Вдоль бедер тянулись узкие черные подвязки.
— Выше! — нетерпеливо сказала Клэр.
Маленькая Энн бросила на меня отчаянный взгляд, который на этот раз встретился с моим. Никогда еще ее глаза не были так прекрасны — глубокие, темные, наполненные ужасом и растерянностью.
Ее губы слегка приоткрылись. Грудь заметно приподнималась от участившегося дыхания. Руки, все еще сжимавшие складки юбки и поднятые выше талии, были достаточно широко расставлены, чтобы можно было наслаждаться очаровательным зрелищем.
Как я и подумал накануне, на ней не было ни панталон, ни даже трусиков-бикини — только черный кружевной пояс для чулок. Под изящной линией живота, вдоль которой тянулась узкая оборка, виднелись короткие золотистые завитки волос. Сам холмик Венеры был слегка выступающим, мягким и припухлым, маленьким, но очень приятным на вид.
Я снова попытался встретиться с Энн взглядом, но теперь глаза ее были закрыты. Она была похожа на кроткого агнца, покорно ждущего заклания.
— Ну, что скажете? — спросила меня Клэр.
Я ответил, что мне все это кажется очень привлекательным. Узор, вышитый вдоль кромки чулок, тоже был красив: виноградные лозы, переплетенные с крохотными розочками.
Клэр протянула левую руку, в которой по-прежнему держала розу, к завиткам волос на лобке Энн и провела по ним краями лепестков. Затем указала мне на тонкий красновато-зеленый стебель сантиметров десяти в длину.
— Вот что мы сделаем: просунем его под пояс, вот сюда, чуть-чуть сбоку, прямо возле паха. Шипы его удержат.
— Нет, — сказал я. — Шипы могут оцарапать кожу, а цветок упадет, когда она начнет двигаться.
— Все будет в порядке, вот увидите, — ответила Клэр.
Она быстро осмотрела стебель, на котором был лишь один толстый шип, в самом низу, а остальные — тонкие. Клэр стала отщипывать их кончиками ногтей, говоря:
— Видишь, какая я добрая: убираю шипы, чтобы ты не поранилась.
Потом неожиданно повернулась ко мне и добавила:
— Ах да, я и забыла: ее ведь нужно наказать…
Ее тон внезапно сделался повелительным и в то же время более мягким, когда она обратилась к подруге:
— Раздвинь ноги и не двигайся. Сейчас я сделаю тебе больно. Подойди ко мне.
Маленькая Энн подчинилась приказу, умоляюще шепча:
— Нет… нет… не делайте этого… прошу вас…
Клэр ухватила розу за кончик стебля, лепестками вниз, и вонзила острый шип в самую нежную плоть — на внутренней поверхности бедра, возле самого лобка. Пока жертва повторяла: «Нет… пожалуйста… не делайте этого…» — Клэр вдавила шип еще глубже.
Энн жалобно простонала и прикусила нижнюю губу, чтобы не закричать слишком громко.
Клэр помедлила еще несколько секунд, переводя взгляд с лица девушки на обреченную быть наказанной плоть, а потом резким движением потянула стебель вниз. На нежной коже появилась глубокая царапина. Энн закричала во весь голос и отступила на шаг. Но не убежала, а осталась стоять перед нами, вся дрожа — лобок выставлен напоказ, глаза расширены, рот полуоткрыт. Клэр, откинувшись на спинку кресла, смотрела на свою жертву, и я не мог понять, что отражается в ее глазах — ненависть или страсть.
Женщины долго смотрели друг на друга, не двигаясь и не произнося ни слова. Затем Энн, которая так и не опускала платье, сделала шаг к своей госпоже и приняла ту же позу, в которой стояла недавно.