Однако и подключение к этому делу директора «Мосфильма» Николая Сизова, который, кстати, фильм принял, не принесло результата. Когда он в присутствии Нахапетова, Глаголевой и Виктора Розова (это была экранизация его пьесы) позвонил председателю Госкино Ермашу, тот даже не стал его слушать и приказал немедленно приступить к переделкам. В противном случае фильм ляжет на полку. И несмотря на то, что весь негатив фильма был уже смонтирован и ни одного лишнего кадра не осталось, Нахапетову с 5 мая пришлось приступить к сокращениям.
Тем временем на том же «Мосфильме» съемочная группа фильма «Ирония судьбы» приступила к освоению декорации «баня» (как мы помним, основные съемки по фильму уже были завершены, и теперь осталось отснять именно этот, последний эпизод). Декорацию решили соорудить не в павильоне студии, а выбрали для этого совершенно неожиданное место — площадку под лестницей в одном из коридоров «Мосфильма». Там декораторы установили банные скамейки, весы. В течение двух дней шло освоение декорации, после чего 6 мая была проведена съемка с участием четырех главных исполнителей: Андрея Мягкова, Георгия Буркова, Александра Ширвиндта и Александра Белявского. Последний вспоминает:
«Сцену в бане снимали в мой день рождения — 6 мая. Съемка предстояла ночью — только тогда всех четверых актеров могли собрать вместе, и в полночь за мной пришла машина. Взяли меня прямо из-за стола, от гостей. Я прихватил с собой бутылку водки, пирожков, бутербродов и отправился на съемку. Актеры со мной пить отказались: Бурков был в сильнейшей завязке, Мягков сказал, что тут же забудет текст, а Шура Ширвиндт обещал выпить после того, как закончится съемка. Я стал угощать членов съемочной группы и сам выпил 100 граммов. Рязанов унюхал (у него стало складываться впечатление, что я без этого не могу). И спросил: «Саша, а сегодня в чем дело?» (как мы помним, в первый раз — 18 января — Белявский тоже позволил себе выпить перед съемкой, поскольку тот день совпал с годовщиной его свадьбы. — Ф. Р.). Я говорю: «Эльдар, сегодня у меня день рождения, могу паспорт показать». И тогда он произнес гениальную фразу, которую только он мог сказать: «Дорогой мой: будь добр, составь для меня список всех твоих торжественных дат, чтобы я с тобой на эти дни не назначал съемку».
А теперь перенесемся в город Горно-Алтайск, где в среду, 7 мая, произошло убийство. Жертвой отморозков стал уважаемый человек, известный поэт, автор первого алтайского романа Лазарь Кокышев. События развивались следующим образом.
В тот день к 17-летнему учащемуся Горно-Алтайского медицинского училища Виктору Кочетову приехал его земляк Михаил Дроздов. По этому случаю в ближайшем продуктовом магазине были куплены две бутылки самого дешевого яблочного вина, и земляки уселись отмечать это событие в общаговской комнате Кочетова. Сначала они выпивали вдвоем, потом к ним присоединился и второй жилец комнаты — Владимир Ермилов. Опорожнив две бутылки, молодые люди отправились подышать свежим воздухом. Они прошли всего лишь несколько шагов, как Кочетов заметил мужчину, мирно сидевшего на лавочке. Это был Лазарь Кокышев, который, на свою беду, тоже совершал вечернюю прогулку перед сном. При виде его Кочетова потянуло на подвиги. Нетвердой походкой он подошел к мужчине и присел рядом. Заметив, что юноша пьян, писатель счел за благо ретироваться. Но едва он встал со скамейки и сделал несколько шагов в сторону, как Кочетов догнал его и схватил за руку. После чего в руках юноши появилась финка. Приставив ее к горлу писателя, он угрожающе произнес: «Гони деньги». Кокышев выгреб из кармана всю мелочь — 32 копейки. При виде этой суммы Кочетов оскорбился. «Ах ты, гад!..» — зарычал он и ударил писателя кулаком в лицо. Это стало сигналом его дружкам: они тоже стали наносить удары мужчине, — единственная вина которого была в том, что он повстречался им на узкой дорожке.
Избиение продолжалось несколько минут. Писателя били сначала кулаками, а когда он упал, принялись утюжить и ногами. Жизнь несчастного могла оборваться уже тогда, но судьбе было угодно оттянуть этот момент. Поблизости послышались чьи-то голоса, и отморозки бросились наутек. Остановились они только у общаги. Там перевели дух, закурили. Но не успели они сделать несколько затяжек, как из-за угла на них вышел… все тот же Кокышев. Он утирал кровь с лица и явно был не в себе. Увидев его, Кочетов буквально взорвался: «Ты что, гад, нас выслеживаешь?!». Он первым подскочил к писателю и вновь ударил его по лицу. Затем все трое подхватили Кокышева под руки и потащили в темноту. Там отморозки бросили жертву на землю и с еще большим остервенением стали избивать его ногами. Били до тех пор, пока писатель не затих. «Да он, кажется, окочурился», — первым опомнился Кочетов и потянул дружков прочь от места убийства. Однако у этого преступления оказалось слишком много свидетелей: все они видели, как трое юношей избивают мужчину, но никто из них даже не подумал вмешаться. Правда, на следующий день, когда милиция вызвала их для допроса, они не побоялись назвать имя Кочетова. В тот же день убийц арестовали.
8 мая — спустя месяц! — в советской печати наконец-то появилось короткое сообщение о том, что космический полет корабля «Союз» с космонавтами Василием Лазаревым и Олегом Макаровым на борту закончился неудачей. В газетах сообщалось: «На участке работы третьей ступени произошло отклонение параметров движения ракеты-носителя от расчетных значений, и автоматическим устройством была выдана команда на прекращение дальнейшего полета по программе и отделение космического корабля для возвращения на Землю. Спускаемый аппарат совершил мягкую посадку юго-западнее города Горно-Алтайска (о том, какой «мягкой» была эта посадка, мы с вами знаем. — Ф. Р.). Поисково-спасательная служба обеспечила доставку космонавтов на космодром…».
В сообщении не было ни слова об истинной причине прекращения полета, серьезнейшем отказе техники, чрезвычайно сложной ситуации, в которую попал экипаж. Однако люди в те годы умели прекрасно читать между строк и обо всем несообщенном догадались сами. Тем более на определенные мысли наводил и другой факт: впервые (!) за всю историю советской космонавтики космонавты, вернувшиеся на Землю, не были удостоены званий Героев Советского Союза, а получили в награду всего лишь ордена Ленина. «Значит, хреново слетали!» — судачили люди в очередях.
8 мая в Театре на Малой Бронной шел спектакль «Женитьба» по Н. Гоголю в постановке Анатолия Эфроса. В ролях был занят чуть ли не весь цвет театра: Лев Дуров в роли Жевакина, Леонид Броневой — Яичница, Николай Волков — Подколесин, Ольга Яковлева — Агафья, Михаил Козаков — Кочкарев. Зал на спектакле был забит под завязку и рукоплескал звездному составу чуть ли не после каждой реплики. Был там и актер Таганки Вениамин Смехов. После спектакля Козаков пригласил его к себе домой, где помимо них собралась теплая компания: Олег Даль с женой Елизаветой, дядя последней Игорь Эйхенбаум (во время войны он служил в знаменитой советско-французской эскадрилье «Нормандия-Неман») и ее мама Ольга Эйхенбаум (Олег Даль с женой и тещей в том мае наконец-то перебрались на постоянное жительство в Москву, разменяв ленинградскую квартиру Эйхенбаумов на квартиру в столице). За столом ели судака, приготовленного супругой Козакова Региной, на десерт были ананасы, орехи и другие деликатесы, сроду невиданные в свободной продаже в столичных магазинах.
9 мая вся страна отмечала славный юбилей — 30 лет со дня Побчеды в Великой Отечественной войне. Торжества были поистине всенародными, хотя ожидаемого всеми парада на Красной площади почему-то не состоялось. Зато власти отдали негласное распоряжение стражам порядка: разрешать людям пить даже на улице и в вытрезвители никого не забирать. Кстати, о выпивке. Тот день запомнился музыканту Петру Подгородецкому (он вскоре встанет за клавиши в рок-группе «Машина времени») тем, что он тогда впервые в жизни напился «вусмерть». В тот день в его квартире собралась большая молодежная компания, которая веселилась до утра. Но Подгородецкий, приняв на грудь изрядное количество спиртного, вырубился ближе к ночи и заснул на дорогом арабском диване с ножками в виньетках из слоновой кости. Лучше бы он заснул на полу. Когда следующим утром Петр проснулся и взглянул на диван, ему стало плохо — тот был чуть ли не весь облеван. Пришлось в тот же день отнести чудо-мебель на свалку, поскольку отмыть его не было никакой возможности.