Ноги сами привели его к подножию лестницы, по которой он так часто поднимался. Он вновь услышал далекое металлическое позвякивание, вырвавшее его из сна. Муэдзин задрал голову. Смутно различимая фигурка, совсем не похожая на кошмарного великана, поднималась по лестнице. При каждом шаге металлические доспехи позвякивали, словно гонг.
На мгновение застыв, муэдзин взбежал по лестнице и пустился вдогонку за незнакомцем, поднимающимся к небу. Сомнений нет – это именно он разбудил Марвана, пройдя под его окном. Или же предчувствие подало знак муэдзину, предупредив, что кто-то собирается осквернить святость минарета. Ему оставалось лишь надеяться, что никто не успеет заметить, как на вершину минарета взбирается непрошеный гость.
Марван помчался быстрее, догоняя незнакомца. Сандалии громко шлепали по вытертым ступенькам. В окне соседнего дома затеплился свет, потом еще в одном, залаяла невидимая собака. Скоро жильцы окрестных домов, разбуженные шумом, выйдут на улицы, и скандал окажется неизбежным. Марван замедлил шаги, а фигура впереди прибавила ходу.
Пролет, еще один. Времени почти не осталось. Ходьба на такой высоте, совсем рядом с краем Вселенной, требовала определенного навыка, но незнакомец вроде бы не испытывал никаких затруднений, а Марван дышал все чаще и чаще.
Оказавшись на последнем лестничном пролете под самым небом, незнакомец остановился. Несколько секунд спустя муэдзин догнал его и тоже остановился, тяжело дыша.
Перед ним стоял человек в старинном водолазном костюме из резины и меди. Ноги защищены ботинками со свинцовыми подошвами, вокруг талии пояс со свинцовыми грузами. Шланги, присоединенные к дыхательному клапану, висят на плечах наподобие волос Горгоны и по-змеиному извиваются при каждом движении.
Голова внутри круглого шлема, лицо за тусклым стеклом неразличимо. И все же Марван безошибочно догадался, кто это.
– Зора? Это ты?
Вопрос остался без ответа. Брат решил, что сестра внутри этой громоздкой конструкции попросту не слышит его. Он шагнул к ней, сестра попятилась на пару ступенек, зная, что Марван не последует за ней.
Муэдзин развел руки, демонстрируя свое бессилие. Зора подошла ближе. Еще немного, и она смогла бы его коснуться. Марван разглядел внутри шлема контуры ее лица, искаженные царапинами на стекле.
Он мог схватить ее, попытаться одолеть, рискуя свалиться вместе с ней. Словно прочитав его мысли, сестра покачала головой и указала на свод озера над их головами. Ее жест всколыхнул зеркальную поверхность, и та моментально покрылась рябью, но лишь на мгновение.
Зора поднялась на последние несколько ступенек, отделяющих ее от мира наверху. Верхушка шлема пронзила купол. Брат и сестра долго и молча смотрели друг на друга, разделенные барьером, еще более непроницаемым, чем барьер, возведенный традициями, и она вновь тяжелыми шагами стала подниматься к вершине. Оцепеневший Марван даже пальцем не шевельнул, чтобы вернуть ее.
Уже проявились первые симптомы потери времени. Водолазный костюм, который она украла у любовника, когда тот, высмеяв, избил ее, терял драгоценную жидкость через тысячи мельчайших трещин. Просачиваясь наружу, слезы времени падали на керамические плитки лестницы, образуя лужицы на ступеньках. Задрав голову, Зора взглянула на верхушку минарета и поняла, что никогда до нее не доберется.
Пальцы у нее стали неуклюжими, как у статуи, но она все же ухитрилась расстегнуть свинцовый пояс и сбросить его. Посмотрев, как тот падает, она поднялась до следующего пролета, где снова остановилась.
Мысли уже не терзали Зору – время, ускользая от нее, отмывало ее дочиста и уносило с собой воспоминания. Жизнь утекала, а с ней уходила и боль. Она уже едва ощущала, как в утробе шевелится ребенок. Этот замкнутый мирок уже стал для него слишком тесным.
Руки Зоры поднялись и без колебаний расстегнули застежки костюма. Еще одно движение, и к ее ногам упал бесполезный шлем, подпрыгнул, перекатился через край…
Остатки костюма упали к ее ногам, раскрывшись лепестками цветка. Бледное тело Зоры осветилось изнутри, и с каждым мгновением это сияние становилось все ярче. Из точки чуть ниже верхушки минарета брызнули ослепительные лучи, осветив, словно луч маяка, застывший город и будто оживляя его. Поверхность озера затвердела, ртутно блестя.
Тело Зоры медленно покрылось трещинами и развалилось, уступив неудержимому внутреннему давлению. Брызнул первый ручеек, за ним второй, потом множество других. Струйки времени вскоре стали ручьями, затем потоками и наконец водопадами.
Марван, стоявший на коленях возле поверхности, закрыв лицо руками, сперва не понял, что произошло. Когда он взглянул на озеро, уровень воды уже поднялся на несколько ступенек, а мощь потока все нарастала. Над ним громыхала буря, наводнение прибывающего времени быстро затопило все лестничные пролеты, поглотило минарет и хлынуло через горные перевалы на горизонте.
Муэдзин взвыл, окликая сестру, и побежал вверх по лестнице, но нашел лишь ошметки водолазного костюма на одном из пролетов. Когда он схватил их, они все еще светились, медленно угасая.
А на керамические плитки лестницы имя Бога так и не вернулось.
Перевел с французского Андрей ВОЛНОВ
© Jean-Claude Dunyach. Le temps en s'evaporant. 1986. Публикуется с разрешения литературного агентства «Librairie L'Atalante».
РОЛАН ВАГНЕР
ДУХ КОММУНЫ
В тот момент, когда занимаюсь проверкой содержимого базы данных, я испытываю истинное наслаждение. Новость, которая появляется на информационных сайтах и дискуссионных форумах, поступает ко мне через семь секунд после размещения в Сети, выловленная одной из бесчисленных программ, когда-то запущенных маман. Некоторые из них порядком устарели, но поскольку ее здесь нет, чтобы обновить их, – к тому же и исчезнуть она ухитрилась вместе с ключом к исходным кодам, – то мне приходится довольствоваться тем, что имеется. Данные, жадно поглощаемые мной, настолько захватывают, что в обычное время я даже не обратила бы внимания на какое-то рядовое событие. Однако этикетка «Ультрасрочно», прикрепленная к информации о происшествии, так интенсивно щекочет мое ощущение вероятности, что у меня появляется непреодолимое желание взглянуть (это так говорится, конечно) на то, что случилось… Гм. Все это похоже на розыгрыш планетарного масштаба, причем тщательно разработанный, чтобы одурачить не только основные агентства печати, префектуру полиции Парижа и все имеющие отношение к внутренним делам министерства, но и огромное количество независимых информаторов, большинство которых, опираясь на свои собственные данные, утверждает о реальности события. Могу вам сказать сразу: у меня появляется ощущение, что я знаю – вернее, знала – автора этого дурно пахнущего фарса.
Не переставая поглощать содержимое той восхитительной базы данных, о которой упоминала выше, я освобождаю небольшую часть моей аналитической структуры, чтобы просмотреть поток данных, касающихся истории, циркулирующей в данный момент по Сети во всех направлениях.
Мое первоначальное предположение подтверждается. Все свидетельствует о том, что к делу имеет самое прямое отношение моя скончавшаяся маман. Впрочем, это было очевидно с самого начала, несмотря на то, что большинство людей никогда ничего об этом не узнает. Ведь о существовании фантомасов – да, именно так мы называем себя – знает лишь небольшая группа счастливчиков.
Тем не менее я, как и все эти взбудораженные человечки, истерически перекликающиеся по интернету, не могу понять, как ей удалось проделать такую хитрую штуку.
Так или иначе, но я перестаю насыщать свою эйдетическую память, обладающую, как мне кажется, бесконечным объемом, выскакиваю из Сети по первому подвернувшемуся соединению и устремляюсь со скоростью света к Парижу в район холма Монмартр, используя подземный кабель высокого напряжения.
На протяжении одной шестой секунды, уходящей на дорогу, я не перестаю ломать голову над одной небольшой проблемой. Как вы полагаете, что я должна делать, если, проснувшись утром, вижу: мне переделали нос, не спросив разрешения? Разумеется, ничего подобного со мной случиться не может, поскольку носа у меня вы не найдете при всем желании.