Меня зовут Маша, а моего брата — Серёжка. Мы близнецы. Раньше, когда мы были маленькие и ходили в одинаковых пальто, нам очень нравилось, что на улице все спрашивают маму: «Они у вас не близнецы случайно?» И Серёжка всегда отвечал: «Нет, я на двадцать минут старше». А мама не любит, когда про это спрашивают. Она всегда хмурится и хочет поскорее уйти. Это, наверно, потому, что многие говорят: «Вы подумайте, близнецы, а живут. Неужели оба здоровенькие? Удивительно!»

Теперь мы с Серёжкой тоже не любим, когда про это заговаривают. Но взрослым надо отвечать вежливо. Поэтому Серёжка объясняет сразу: «Да близнецы. И оба живы. Удивительно, правда?» И тогда у нас больше ничего не спрашивают.

А вчера мы пришли к доктору Кораблёвой, и Серёжка мне шепчет:

— Сейчас спросит про близнецов…

А она ничего и не спросила. Только говорит:

— Вам сколько лет?

Я отвечаю:

— Позавчера восемь исполнилось.

А она:

— Дерётесь часто?

Я ничего не ответила, а Серёжка сказал:

— Маша этого заслуживает.

Тогда я его тихонько толкнула в бок, а он меня изо всей силы в подбородок. Доктор Кораблёва что-то пишет, а мы дерёмся. Тут она голову подняла и спрашивает:

— Это что за пыхтенье?

Мы перестали драться, но я Серёжке всё-таки поддала. А доктор говорит:

— Вы что же, одни пришли?

— Одни, — отвечает Серёжка.

— А по дороге дрались?

Мы удивились. Зачем же мы будем по дороге драться? Серёжка говорит:

— На улице не дерутся. Там машины ездят и трамваи иногда.

А доктор Кораблёва засмеялась и дала нам записку, что свинка у нас уже кончилась и можно идти в школу. Это хорошо, что свинка кончилась. Во-первых, Серёжка всё время надо мной смеялся и называл поросёнком. А сам тоже, как поросёнок, раздулся.

И Мишу Кузнецова к нам не пускали. А это Серёжкин товарищ. Он каждый день звонит по телефону и спрашивает, что задано. Даже папа удивился:

— Миша был в школе?

— Был, — отвечает Серёжка.

— Так почему же он задания не знает?

Я говорю:

— Папа, он каждый день звонит.

А Серёжка посмотрел на меня сердито и объясняет:

— Что ты понимаешь? Это он из-за дружбы звонит. Ясно?

А мне, например, Галя Беликова из-за дружбы не звонит. Ну, ладно, я у неё теперь буду каждый день спрашивать, что задано.

Сегодня мы рано встали, вместе с папой и мамой. Серёжка за завтраком всё время подмигивал на конфеты. Он, ясно, думал, что мама разрешит в школу взять. А мама говорит:

— Знаю я вас: все тетради липкие будут. Берите свои завтраки — и никаких конфет. Молоко не забудьте.

Папа спрашивает:

— Что, наши дети сегодня вместо Белки и Стрелки в космос полетят? Зачем ты столько снеди готовишь?

Мы с Серёжкой засмеялись, а мама рассердилась:

— Сколько раз я тебе объясняла, что на родительском собрании всем велели приходить с завтраком и с молоком.

Папа ничего не ответил, а Серёжка, конечно, влез: мы не грудные, нам соска не нужна, и вообще, зачем брать завтрак на какие-то четыре часа… Тогда мама ему сказала:

— Не твоё дело судить о поступках учителей. Понял? Тем более Мария Тимофеевна такая у вас хорошая.

Серёжка спрашивает:

— Разве учительницы бывают нехорошие?

В это время папа закашлял, а мама говорит:

— Нет, конечно, не бывают. Но Мария Тимофеевна — особенно хорошая. И стыдно её огорчать. Например, некоторые тройки зарабатывают…

Ну, тут уж ничего не поделаешь: правду мама говорит, тройки мы получаем, особенно я — по арифметике.

Пошли мы в школу. Школа у нас молодая. Ей будет в этом году пять лет. Это значит, что мы уже жили, а школы ещё не было. Её построили, когда нам было три года. Так объяснила на уроке Мария Тимофеевна. Скоро будет праздник — юбилей школы. И поэтому никто не должен получать двойки. Это тоже Мария Тимофеевна сказала. И вот мы идём в школу после свинки. Погода очень хорошая, и настроение у нас тоже хорошее, потому что по школе мы соскучились. Идём мы медленно, торопиться некуда. И вдруг Серёжка мне:

— Зачем они говорят, нехороших учителей не бывает? А сами кашляют. Но разве Тыкалка хорошая?

Тыкалка — наша учительница пения. Это мы её так прозвали, потому что она никого по фамилии не зовёт. И по имени, конечно, тоже не знает. «Ты, девочка!», «Ты, мальчик!» А больше никак. Раньше, в первом классе, у нас папа Карло был — и мы очень пение любили. А потом пришла Тыкалка. У папы Карло даже гаммы весело пелись, а у этой — как молитвы: «до — ре — ми — фа — соль — ля — си — господи спаси…» Это Галя Беликова придумала, она теперь тоже пение не любит. И Мишка Кузнецов не любит. И весь класс.