Аннотация

Я не был членом Правительства. Я хорошо помню. Я дружил с капитаном Арсаланом Ринчиновым. Он был в отставке из другой эпохи и работал у нас электронщиком, за спиной клубилось тишайшее безмолвие тридцати прыжков в Абсолютное Не... Но на защитной куртке еще был виден полустертый номер "девять". В мочке левого уха он носил серебряную радиоклипсу - знак особой надежности. Обычно он слушал по ней виолончельную музыку.

Я хорошо помню, я помню несколько раз, что смерть пролетала мимо она попала в "девятку". Кто мог знать, зачем у капитана на защитной куртке, на спине, выбит этот полустертый порядковый номер? Как может защитить защитная куртка, если она пронумерована, будто специально для кого обрывком мишени, да еще черно-желтого резкого обозначения? Она пролетела мимо - поколебала пламя наших свечей и улыбок: у кого-то перегорели лампочки и приборы, у кого-то засвечены лучшие кадры с тещей, сломались "молнии" на дорожных саквояжах, перекипел кофе, случились преждевременные роды, а может быть, кто-то просто прикрыл форточку, распахнутую случайным сквозняком... Она была среди нас - говорили ли мы полушепотом или судорожно смеялись в кафе, прикуривая бесконечные сигареты, неразборчиво признавались в любви осенним шапочкам случайных попутчиц в полночи грохочущих поездов или по сто раз обламывали спички, зажигая все свечи в Храме Падающих Свеч (вблизи вечной лихорадки Ракетопарка-1). Магнитофоны, работающие на "запись", уловили в то время неясную тонкогорлую песнь бессмертника, один синти-саксафонист говорил мне, что как раз тогда сгорело у него четыре синти-сакса, прежде чем он изобразил нечто, отдаленно напоминающее "Стразтиз" Ч. Маркера. Все, все было у нас наперекосяк! Один биг-прыгатель "Синий протест" - как прыгнул! задрейфовал, свернул с курса, скукожился в пространстве...