— Возможно, это след атаки Того-Кого-Можно-Было-Бы-И-Назвать-Если-Бы-Всякие-Дебилы-Не-Падали-Бы-В-Обморок-Каждый-Раз-Когда-Это-Имя-Произносят, конечно. Возможно, он решил помучить годовалого Поттера в тот день, когда убил его родителей, — простите, Гарри, — но я сомневаюсь, что мой детектор уловит следы столь давних заклинаний. По моему мнению, Поттера подвергали непростительным заклинаниям в последний год.
— В последний год?! Кто же это посмел?
— Понятия не имею, — честно ответил Джеймс Бонд. Он, разумеется, уже прочитал описания непростительных заклинаний вкупе с ожидаемыми эффектами, — большинство книг в библиотеке Блэков называли их необходимым минимумом для общения с окружающими, — но и представления не имел, что их когда-либо применяли к нему лично.
О, ему, конечно, поведали легенду об «Авада Кедавра», срикошетившей от его лба. Но к этой легенде разведчик относился с изрядной долей скептицизма.
Во-первых, из предположения, что Поттера защитила любовь его матери, с неизбежностью следует, что матери других детей любили их меньше, — следствие лестное, однако маловероятное. Матери вообще имеют тенденцию беззаветно и самоотверженно любить своих детей. Вон, Петуния любит Дадличку, хотя мерзопакостнее гадёныша ещё надо поискать. Скажем, если сравнивать Поттера и Дадли на основе рассказов тех людей, кто знал их во младенчестве, — маньяка-террориста Сириуса Блэка и глупой курицы тётушки Мардж, — получается, что Лили Поттер любила Поттера-младенца намного меньше, чем Петуния — Дадли. Потому что Гарри Поттер, судя по рассказам, был ангелочком, разве что без нимба, а Дадли уже в коляске проявлял неимоверные эгоизм, грубость и злобу, — тётушка Марджори называла их «умение настоять на своём», «умение общаться с другими» и «умение постоять за себя». Получается, что Лили любила идеального младенца, а Петуния сумела полюбить кошмар любой матери. Следовательно, любовь Петунии уж никак не слабее любви Лили Поттер.
Во-вторых, судя по рассказам, «Авада Кедавра» было любимым заклинанием Волан-де-Морта. Это заклинание Тёмный Лорд применял многократно, и до встречи с Поттерами оно срабатывало безукоризненно. Если стабильность и правда признак мастерства, то Волан-де-Морт стал мастером в применении «Авады Кедавры». А уж мастер совершенно точно знает, как реагировать, если что-то пошло не так. Его просто не могло развоплотить до состояния бесплотного духа.
(Тут Джеймс Бонд сам себя поправил: он всё ещё мыслил категориями магловского мира, где мастер, если у него не получалась какая-то деталь, брал другой напильник, снимал испорченный слой материала и всё равно доводил заготовку до ума. С другой стороны, «Авада Кедавра» — это не просто заклинание, это окончательное и бесповоротное уничтожение, чем-то сродни атомной бомбе индивидуального применения. Возможно, у мастера, собирающего атомные боеголовки, тоже не будет возможности тянуться за другим напильником, если кусок плутония докритической массы выскользнет у него из рук прямо над ящиком с другими кусками плутония докритической массы. И доказывай потом клокочущей вокруг плазме, что у тебя стаж, выслуга лет и фотография на доске почёта «работник месяца»…)
А в-третьих, Джеймсу Бонду чисто по-человечески было неприятно осознавать, что от его лба даже заклинания отскакивают.
Поэтому в качестве рабочей гипотезы он решил, что Волан-де-Морт попробовал на младенце Поттере какое-то новое, незнакомое, неизведанное заклинание. Возможно, только что изобретённое. Выбор младенца в качестве лабораторной мышки, с точки зрения суперагента, был вполне оправдан: защищаться он не может, убежать тоже, а, зная анатомию человека, — которую Волан-де-Морт к тому моменту, безусловно, уже изучил, благо, эта самая анатомия после каждой битвы с его участием была разбросана по всей округе, — можно будет потом вскрыть подопытного и проверить результат. Заклинание, как часто бывает со свежими разработками, сработало не так, как планировалось. Результат — шрам в виде молнии, одна штука, младенец живой, одна штука, и бездыханное тело, три штуки. Звучит логично, изученной до сих пор теории магии не противоречит, значит, можно принять за основу.
— Может, дементоры? — тем временем Римус Люпин продолжал гадать, кто в последнее время практиковался на Поттере в непростительных заклинаниях.
— Я ни разу не слышал, чтобы они применяли какие бы то ни было заклинания, — возразил Максимилианус. — Вы бы ещё домовых эльфов вспомнили…
— А что, эти непростительные заклинания на меня сильно повлияли? — встрял Джеймс Бонд.