– Чтоб вас черт побрал! – чертыхнулся он, испугавшись собственного голоса. В этой тишине он звучал особенно громко.
Трое русских в Гарварде. «Сумасшедшая троица» – так их прозвали однокурсники. Отец каждого богаче предыдущего. У Ваньки папаша в нефтяном бизнесе, Игнатов – тот в банковской сфере, а его самого – крупный чиновник федерального уровня. И как их свела судьба в одном месте? В Гарварде любили богатеньких сынков, и поэтому сумасшедшей троице прощалось все. Когда в прошлом году они подожгли один из исследовательских кампусов, никого даже не отчислили. Валерий Петрович прилетел лично и отстроил пятиэтажное здание заново. Пару месяцев назад у них был спор – нюхали кокаин прямо на одной из лекций выдающегося профессора из Германии. И это сошло с рук – профессор опубликовал статью в Times, но студенты успешно перешли на следующий курс. И вот теперь очередной спор. Куда более авантюрный.
Ночью троица выкопала яму на заднем дворе общежития, неподалеку от озера. Участь быть похороненным заживо выпала ему, и он, конечно же, согласился. Привезли дорогой дубовый гроб, положили его туда и закопали. Три отверстия для воздуха сделали в самый последний момент, Игнат подсказал. Пролежать в гробу двадцать четыре часа – плевая задача, особенно для него, самого отмороженного из всех.
Сколько времени прошло теперь? Должно быть, оставалось совсем немного до того, как его откопают. В пять утра он слышал, как земля падает на гроб под хохот его товарищей. Только они трое знали об этой безумной идее. Только эти трое на всем белом свете.
Голова по-прежнему трещала и шла кругом. Похоже, трех дырочек в крышке гроба действительно было мало. Или же эти два оболтуса насыпали сверху слишком много земли…
Через пару часов его обуяла паника. Он говорил себе, что нужно лишь подождать, говорил вслух, рассуждая то на русском языке, то на английском. Ни часов, ни телефона по условиям спора с ним не было, но он уже начинал считать секунды. «Раз, два, три», – отбивал он такт в голове, но смеха друзей и шороха земли почему-то все еще не было. Когда он почувствовал голод и жажду, пришел настоящий страх. Сколько он здесь лежит? Сколько, черт возьми, времени он провел в этом гробу?
Там, на поверхности, уже появилось солнце. Оно озаряло своими лучами зеленую ухоженную травку университетского двора, уже запели птицы и даже показались студенты, спешащие на лекции. Но Игната и Вани по-прежнему не было. Не было их потому, что поздно ночью в местное отделение морга поступили два трупа молодых людей, попавших в автомобильную аварию. Тела их были изуродованы, ведь Ваня выжимал из своего «Корветта» все, на что он был способен. Заголовки местных газет уже утром пестрили о смерти двух русских студентов, и, как поговаривали, родители их уже вылетели из аэропорта Шереметьево. Так начался новый день.
Монолог
Родился. Говорят, что уже повезло, ибо шанс мал. Крепчал, дичал, кричал… От непонимания, от боли в животе, от страха. Краснее рака. Негодовал. Смысла не понимал. Спал. Грудь сосал. В подгузник ссал и срал. Снова сосал.
Рос. Под ласку матери, под бас отца, под боль в горле, под сыпь от конфет, под смех мультяшных персонажей, под ругань, под хохот, под пьяное «ути-пути», под бой курантов, под слезные раскаяния, под запах перегара, под вонь кота и виды из окна машины. Рос и познавал. Ел, пил, думал, изучал, пел, говорил, танцевал, играл, плакал, ржал. Рос.
Терпел. Разлуки, потери, измены, перемены. Терпел, сжимал скулы, бесился, негодовал, иногда пел, служил. Говорили, что Бог тоже терпел, и я верил, но недолго. Терпел усердно, почти как бог. Потом сдался. Пил, курил, спал, гулял, снова спал и не с одной, и даже не с одним. Заболел и вылечился, но не до конца, а потому опять заболел. Терпел.
Решился. Родил детей – двое сначала, потом еще один уже от другой. Бранился, воспитывал, прививал ценности, думал, что в них одних есть истина. Эгоистом был. Терроризировал, шипел как шакал, настаивал, покоя и свободы им не давал. Иногда бил. Иногда выгонял. Иногда целовал и обнимал. Тираном был, но не всегда. В школу возил, прививки делал, приставки покупал, гипс накладывал, ругал, но больше обнимал.
Думал. Думал много и часто, думал о том и об этом, о жизни и о цели, о детях и о мире, о воре и о праведнике, о войне и экономике, о девке, что ехала в метро, о дедке без ног у перехода, о голосе из телевизора, о рекламном щите на остановке, о задолженности за квартплату, о спецэффекте в кинотеатре, о солдатах и иллюминатах, о лекарстве от рака, о том, чтобы уйти в монахи, о кружке пива вечером думал.