- Я во многом могу себя обманывать. Например, в том, что ложь Лаклейна совсем не причинила мне боли. Или что, мне намного уютнее здесь, чем дома. Могу даже игнорировать тот факт, что его возраст превышает мой в десятки раз. Но чего я НЕ могу, так это притвориться, будто весь его клан перестанет меня ненавидеть, а ликаны – нападать. Я не в силах убедить себя, что моя семья примет его, потому что этого никогда не случится, и мне, в конечном счете, придется выбирать между ними.
Едва Эмма произнесла эти слова, как ярость на ее лице медленно сменилась застывшей маской. Она не собиралась рассказывать ему и половины из этого. И сейчас в ее глазах отражался страх. Пара Лаклейна была напугана. Страшно напугана.
Такой же страх Боу видел когда-то и в глазах Мэри.
- Но это ведь не все, верно? Тебя еще что-то огорчает.
- Просто… все кажется таким… ошеломляющим, - прошептала она последнее слово.
- Что именно?
Эмма покачала головой, и выражение ее лица сразу же посуровело.
- Я скрытна по натуре и совсем тебя не знаю. Не говоря уже о том, что ты лучший друг Лаклейна. Больше ничего тебе не расскажу.
- Ты можешь мне доверять. Если ты не захочешь, я ничего ему не выдам.
- Прости, но в данный момент ликаны не возглавляют мой топ-лист доверия. Не со всей той ложью и кошмарными попытками удушения.
Он знал, что Эмма говорила сейчас также и о поступках Лаклейна, но все же отметил:
- Там с Кассандрой… ты смогла за себя постоять.
- Не хочу жить в месте, где мне придется стоять за себя. Или там, где я буду подвергаться постоянным нападкам или травле.
Боу сел на связку сена.
- Лаклейн никак не может найти брата. Кассандра же все больше напоминает назойливого комара. К тому же больная нога ужасно его беспокоит, и он с трудом акклиматизируется в этом новом времени. Но ужаснее всего для него то, что он не может сделать тебя счастливой.
Ликан вытащил из связки соломинку и зажевал конец, предложив Эмме другую.
Она уставилась на его руку. – Спасибо, но я не любитель «пожевать».
Боу лишь пожал плечами.
- Я могу позаботиться о Касс. Его нога заживет, он привыкнет к новому времени, даже Гаррет со временем объявиться. Но ничто из этого не будет иметь значение, если он не сможет сделать тебя довольной.
Эмма повернулась и, прижавшись лбом к морде кобылы, тихо ответила:
- Его страдания или беспокойство не доставляют мне радости, но я не могу просто взять и сказать себе быть счастливой. Это должно прийти само.
- Придет, если ты дашь этому время. Как только Лаклейн избавиться от своих прошлых… тягот, ты поймешь, что он хороший мужчина.
- Но право выбора в этом вопросе я все так же не имею, не так ли?
- Отнюдь. А пока, если хочешь, я могу рассказать тебе, как с ним управляться?
- Управляться? – переспросила она, повернувшись к Боу лицом.
- Ага.
Она моргнула. – А это я просто обязана услышать.
- Пойми, все, что он делает, он делает с единственной целью – сделать тебя счастливой, - Эмма хотела было возразить, но Боу ее перебил.
- Поэтому, если ты не довольна каким-либо его решением или поступком - просто скажи ему, что НЕсчастна.
Когда она нахмурилась, ликан спросил:
- Что ты почувствовала, узнав о его лжи?
Эмма опустила глаза, уставившись на носок туфли, которым вырисовывала круги в грязи, и, наконец, пробормотала:
- Предательство. Боль.
- Задумайся на секунду. Как он отреагирует, узнав, что заставил тебя страдать?
Эмма подняла голову и посмотрела на ликана, долгие минуты не сводя с него взгляда.
Он поднялся с копны сена, отряхнул штаны и направился к выходу. Но уже у дверей замер и произнес:
- Кстати, это твоя лошадь.
И прежде чем снова развернуться к выходу, успел заметить, как кобыла уткнулась носом в волосы Эммы, едва не сбив с ее ног.
***
- Не обнимешь старого друга? – поинтересовалась Кассандра, надув губки.
- Если бы только этот друг довольствовался исключительно дружбой, - нетерпеливо выдал Лаклейн.
Долго еще Боу будет беседовать с Эммой? Лаклейн мог доверить этому ликану свою жизнь, а в трудную минуту даже нечто такое важное, как безопасность пары, но не смотря на это, он не находил себе сейчас места, ожидая возвращения друга.
Кассандра все еще стояла с открытыми объятиями.
- Лаклейн, мы не виделись столько столетий.