Он снова замолчал.
Петру было страшновато. Мог бы он услышать мысли Иешуа — может, и понятнее что-то стало бы. Но ничего не слышно: стеной отгородился Учитель. Как, впрочем, почти всегда — в последнее время. А Петр все-таки — не Иешуа, пробивать любой блок не может. Но не слышать молчащего куда легче и куда менее горько, чем не понимать говорящего. Непонятно говорящий Иешуа — катахреза. Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Ну, бывало — сложно говорил, слушать его всегда — труд, но труд-то привычный. Сложность сложностью, но никогда она не затемняла смысл — в итоге понятный. В том, что Иешуа произносил сейчас, Петр не слышал стройно логичного смысла. Мутная образность, перескакивание мысли с кочки на кочку… У него мелькнула шальная и скорее всего все-таки вздорная мысль: а не матрица ли начала шалить? Сколько уж лет она меняет мозг перцепиента — так не нарушила ли что в нем? Что, любопытно, по сему поводу сказал бы Умник?..