– Что тебе кажется подозрительным? Её болезнь? Смерть? Не забивай себе голову, – стал успокаивать меня Олег, – машина старая, всю зиму стояла в гараже. Мало ли что могло с ней случиться?
– Какая такая неисправность? Ты понимаешь, на следующий день после нашего приезда она проверяла машину, ездила на заправку. Всё было нормально. И болезнь её какая-то странная. Отравление ртутью. И реакция на фото этого сектанта Никанора тоже странная. Олег, здесь что-то не так, – я никак не могла успокоиться и поверить в происшедшее.
– Решено, завтра я поеду в Москву. Ты знаешь, она обещала мне что-то рассказать после праздника. Чем-то поделиться. Люда явно узнала этого мужичка Никанора. Но кто он, как оказался в нашей деревне? Зайду в салон, переговорю насчёт похорон. У неё никого нет. Ни родственников, ни близких! – разные предположения крутились в голове. Я ничего не понимала, не знала, что мне делать, и от этого опять расплакалась. Олег провёл меня в мою комнату и уложил в постель.
Мне никак не хотелось верить, что Людмилы уже нет. Только день назад мы с ней готовили, разговаривали, и вот человека нет. Какая несправедливость. И похоронить некому. Нет ни детей, ни матери, ни любимого. Мои грустные размышления прервал крик Илюшки:
– Горит! Горит! – я выскочила в холл. Внук без разрешения забрался в башню и через подзорную трубу осматривал ночные окрестности нашего поселения.
Дети Миша и Олег прибежали в холл второго этажа. Я первой поднялась в башенку. Так или ещё планетарием мы зовём пристройку, которая располагается на уровне третьего этажа. Это бывший кабинет Олега. Но дети, потом и внуки, стали называть эту комнату планетарием и любовались оттуда звёздным небом. Но теперь кабинет превратился в наблюдательный пункт внуков. Глядя в большую подзорную трубу повзрослевшие гулёны высматривают своих друзей на улице.
– Илюша, родной, что горит? Дом тёти Люды? – почему-то мне казалось, что к общим несчастьям Людмилы должно ещё произойти и это.
– Ба, ты что?
– ответил бедный ребёнок, – кажись, магазин полыхает!
Оставив нас с детьми дома, мужчины, сели в автомобиль сына и рванули на пожарище.
– Что же такое происходит? У нас всегда была тишина и покой теперь не слишком ли много происшествий? – думала я, – смерть пенсионеров, появление сектантов, автокатастрофа Людмилы. Теперь пожар в магазине. Ладно, завтра выпровожу всех своих по домам и поеду в салон Люды.
Вскоре мужчины вернулись усталые и измазанные сажей.
– Бедная Галина так рыдала. Пожарные говорят, проводка, а Дмитрий, хозяин утверждает, что всё в порядке было. Прибежали все, кто мог, но товар почти весь сгорел. А что не сгорело, так испортилось. Хорошо, что стены магазина кирпичные, может, ещё и восстановят, – сочувственно делились мужчины печальной новостью.
Глава 4
Меня не оставляли мысли о подруге. Перед глазами постоянно возникало её лицо. Глаза Людмилы, даже когда мы смеялись, выдавали какую-то затаённую, глубоко спрятанную в душе грусть. Теперь я думаю, что носила она на сердце какую-то тяжёлую тайну. Такую тайну, которую не каждому близкому откроешь. Часто в беседах до рассвета на наших летних посиделках я замечала, что ей хочется излить душу, что-то рассказать мне. Но видно, это что-то было таким личным и важным для неё, что она никак не осмеливалась на откровения.
Сейчас я ругаю себя. Что со мной, да и с нами со всеми? Любим, чтобы нас внимательно выслушали, посочувствовали, пожалели, а сами? Выложим все свои беды -радости слушающим ушам и успокоимся. На чужие откровения нас уже не хватает. Ну что мне стоило тогда перед торжеством настоять, чтобы она поведала о том, о чём собиралась рассказать мне позже. Ведь сама сказала, что хочет чем-то поделиться со мной. И потом, этот Никанор – целитель душ. Может, их что-то связывало раньше?
А сколько я упустила возможностей узнать больше о жизни подруги? Люда, как и я, любила раннюю осень. В это время запах леса неповторим и по выходным, в основном по субботам, мы с ней делали пешие прогулки, собирали грибы, вечерами разжигали мою печь или её камин и за чашкой чая читали стихи, слушая классическую музыку. Таким образом, можно сказать, мы медитировали, не очерняя свои души прежними воспоминаниями. Как говорил Эрих Мария Ремарк: «Воспоминания – вот из-за чего мы стареем. Секрет вечной юности – в умении забывать». А нам стареть не хотелось. Так что при встречах мы старались не предаваться прошлому, а молодеть, думая о будущем и мечтая о лучшем. Выходит, зря и неправ был Ремарк?