– Интересно, кто кого пришёл убивать, – пыхтя, интересовалась я, стараясь открыть дверь. Скользкий паркет не давал возможности найти упор ногам. Я оперлась спиной на двери, собираясь отжать их, и со злостью крикнула:
– Хилая, а жилистая! Открой дверь, дура страшная!
– Что-о-о?! Это я страшная?! – услышала я в ответ. И как я потом поняла, эта несостоявшаяся убийца отошла от двери. Я со всего маха влетела в комнату и упала на спину, хорошо, что ещё на мягкий ковёр. Я не успела опомниться, как увидела над собой разъярённую, с горящими глазами фурию. Я попыталась подняться, но она, сев на мой, конечно для неё мягкий торс, попыталась удержать мои руки.
– Слезь с меня, корова! Чего тебе надо?! – хрипела я, подозревая, что с такими высказываниями долго не продержусь.
Вдруг до моего измученного борьбой сознания дошло, что надо прекращать это смертоубийство. Я вспомнила: рядом с тахтой моей внучки Ангелинки, у которой и происходило побоище, стоит небольшая коробка с ветками сухого шиповника, накрытая старым махровым полотенцем.
Стараясь освободить одну руку другой на ощупь, я взяла ткань и ею захватила ветки шиповника, столько, сколько вместила рука. Теперь меня было не остановить. Ударив колючим веником по голове нападавшей, я поняла, что принесла бедной Марии, мягко говоря, неприятные ощущения. Запутавшись в волосах, колючие ветки шиповника не хотели её отпускать. Зато Мария подняла свои руки вверх, пытаясь оторвать ветки от своих волос. От боли она запищала, словно я её душила.
– Что вы наделали! Отпустите меня! Вы…, вы…, вы просто бегемотиха!
Этим высказыванием она меня достала окончательно! Развернув её к выходу из комнаты, я схватила халатик внучки, лежащий на тахте, и, шлёпая им Марию по заднице, облачённой в джинсовую юбку, стала выгонять из дома.
– Это тебе за бегемотиху! Я тебе покажу, зараза, как по чужим домам лазить!
Мария с ветками в волосах кинулась от меня вон из комнаты. Зацепившись одной веткой, которая у неё торчала из головы, как рог у оленя, за дверной косяк, она заскулила, как собачка, которой нечаянно прищемили дверьми хвост.
– Я тебе покажу! – не давала я ей остановиться, нанося лёгкие удары халатом.
Мария сбежала по лестнице на первый этаж. Я, размахивая своим мягким оружием, направляла её бегство к нужной цели. Наконец она догадалась выскочить на улицу и захлопнуть за собой входную дверь. Но не тут-то было! Наша калитка открывается из дома автоматически. Я не могла её отпустить, не узнав, что она искала в документах Люды. Подёргав в сердцах калитку, Мария, обессилив, села возле неё на корточки и заплакала.
Я, всё ещё возбуждённая от побоища, с силой дёрнула ручку, открывающую окно во двор. Окно открылось, но в моих руках оказалась ручка замка. Остальные внутренние части оконного приспособления зазвенели, падая на каменный пол прихожей. Я выглянула во двор. Около закрытой калитки на корточках сидела рыдающая в голос молодая женщина. Её блузка оказалась без некоторых пуговиц. На растрёпанных волосах, как венец у Христа, расположились разноцветные ветки шиповника. Лицо женщины было всё в подтёках из слёз и чёрной туши для ресниц.
– Ну что, Святая Магдалена, сдаёшься?! – крикнула я ей, выглянув в окно.
– Да, ну вас! – обиженно, тихо ответила мне пострадавшая.
– Не груби старшим, получишь ещё по попе! – Мария опять заплакала, и так жалобно, что мне стало её жалко. Выйдя во двор, я присела на корточки рядом с ней.
Пока она растирала по лицу потёкшие потоки чёрной туши и рыдала, я думала, что делать с этой красавицей. Надо всё-таки раз появилась такая возможность, узнать у неё, что она искала в документах Люды.
– Ладно, красавица, повоевали и ладно! Я сейчас вызову полицию, а ты всё подробно им расскажешь. Зачем стащила мои ключи что искала в документах?
– Не надо полицию. Я всё и так расскажу. Правда! Ничего такого плохого я не хотела. У вас нет валидола или сердечных капель? Что-то мне нехорошо, – спросила она, жалобно держась рукой за сердце.
– Не хо-те-ла, – передразнила я её, – а что тогда рылась в чужих документах? Ладно уж, пошли в дом, – я подала руку испуганной Марии и помогла встать с земли, – пошли, а то простынешь. Выскочила раздетая. Не лето. Да не бойся ты, иди, разберёмся
Глава 10
Мария умылась и переоделась в халат моей дочери. Такой она показалась мне миловиднее, чем тогда, при нашей неожиданной встрече в ресторане в красивом наряде и с правильно наложенным макияжем она выглядела на несколько лет старше. А сейчас на меня смотрела худенькая, испуганная молодая женщина с остатками поломанных колючих веток в волосах.