– Сколько же тебе лет, красавица? – поинтересовалась я, освобождая её длинные чёрные волосы от веточек шиповника.
– Скоро тридцать два, – ответила она, потупив глаза.
– Молодая симпатичная девушка, чего же со старым ослом связалась. Толстый, лысый, страшный, противный, да ещё хвост отрастил. Хиппи недоделанный, – тихо бормотала я, боясь сделать ей больно, распутывая волосы.
– Жизнь связала. Так получилось.
– Какая жизнь? О чём ты? Чем-то шантажирует тебя Никанор, как и пенсионеров, от которых дарственные получил? – решила я проявить свою проницательность. И, как оказалось, не ошиблась.
– Откуда вы знаете? – Мария встрепенулась, вскрикнула от боли и повернула ко мне голову с ещё торчащей у неё в волосах колючей веткой. Мне стало понятно, что своим вопросом я попала в самую точку.
– Так милочка! – я села рядом с ней, – ты в курсе, что чистосердечное признание срок уменьшает?
– Какой срок? – встрепенулась Мария.
– Срок? Который ты получишь, когда попадёшь в тюрьму, как подельник Никанора. Ты что, не знала, что за убийство пожизненное дают? Не в курсе? – своим убедительным голосом я пыталась внушить в Марию страх от неизбежности наказания.
– Какое пожизненное?! Мы никого не убивали за шантаж если только. Какое пожизненное?! Чего вы мне тут, – Мария резко отвернулась от меня и опять застонала от боли. Сделав глоток коньяка, который я налила ей вместо успокоительных капель, она немного успокоилась.
– А ты не переживай, давай успокаивайся, – я головой кивнула на бокал, – так вот, деточка, что я тебе скажу. Сегодня я присутствовала на совещании в полиции, – продолжала я спокойно сочинять, мысленно подбирая нужную юридическую терминологию, которую совершенно не знала. Так и не найдя нужных слов, я извернулась, как могла, – так вот! Там мой знакомый генерал во всеуслышание, заметь, при всех полковниках, сказал, что это дело решённое! День два, и мы его возьмём! – для убедительности я слегка ударила кулаком по столу. Мария вздрогнула от неожиданности.
– А ты не дёргайся! Ты мне ещё дополнительно за мою чашку ответишь! И вообще, кем ты приходишься этому Никанору? – опять обескуражила я её своим вопросом.
– Дочь…тьфу…жена…тьфу – определение своего статуса застопорилось в горле Марии.
– Чего ты тут расплевалась! Без этого уборки после твоего набега невпроворот! – повысила я на неё голос, – так он ещё и инцестом занимается? Понятно!
– Какой инцест?! – возмутилась Мария, – он меня удочерил в четырнадцать лет… не по документам. На матери женился, – покраснев, сказала Мария.
– Так, так. Это всё проясняет, – задумчиво произнесла я.
Мне вспомнился рассказ Людмилы. А она тогда сказала, что не могла больше жить с матерью и отчимом, поэтому уехала к отцу в Геленджик.
– Всё правильно! Теперь всё проясняется! Убийца! Удочерил, говоришь? Вот она кого узнала, – мне стало понятно, почему Люда побледнела, услышав голос Никанора при первой встрече в магазине. Почему ей понадобилась соль, якобы за которой она вернулась в магазин, а когда у меня дома всмотрелась в фотографию старика, то, конечно, узнала его. Возможно, он и был её отчимом. Возможно, узнав каким-то образом Людмилу, он решил избавиться от неё, поэтому и травил ртутью. Да, но тогда он должен был узнать её ещё прошлым летом. Но, встретив её в магазине, он даже внимания на неё не обратил. С другой стороны, я сама Людмилу еле узнала. Интересно. Надо заняться этим Никанором и узнать всю его подноготную, – размышляла я, пока меня не растормошила Мария.
– Маргарита Сергеевна, объясните мне, пожалуйста, что вы имеете против Влада.
– Какого Влада?
– Никанора. Никанор это его рабочий псевдоним. Мне надо знать.
– Ой! А ты, бедная овечка тридцатилетняя, не догадываешься? У него таких удочерённых, знаешь, сколько было? Убийца он! – ответила я ей в сердцах.
– Удочерённых? Сколько? Вы это о ком? Кто убийца? – Мария плеснула в бокал коньяка и с удивлением смотрела на меня.
– Кто? Папенька твой или кем он тебе приходится? Теперь уже любовник, сожитель? Точнее, совратитель. И точно убийца! Конец ему наступил! Он ещё не знает, с кем связался! Так! Тебе надо написать чистосердечное признание! – я вытащила из ящика чистые листы бумаги и ручку.
– Ничего я писать не буду! – Мария отодвинула от себя бумагу, – какое признание, в чём?
– Не будешь? И не надо! Тогда ты следующий труп! Он Люду убил и с тобой расправится! – я убрала листы бумаги и ручку, но Маша придержала мою руку.