– Следят, скажешь тоже. Не надо никого вызывать. Я сейчас пришлю кого-нибудь собирайся, поехали к бабе Лизе.
Вадим набрал свой служебный номер и попросил приехать к нам двух
полицейских. Оставив одного прибывшего сержанта, старшего по возрасту, в гостиной моего дома, мы с более молодым полицейским поехали в Машину обитель. Так мы теперь называем бывшую обитель Никанора.
Бедная баба Лиза. Она так привязалась к старенькому деду Николаю. Ухаживала за ним, как за своим близким родным человеком.
– Что я теперь делать буду одна? – постоянно причитала она.
– Так как же одна баба Лиза? Скоро Маша на ноги встанет, такую деятельность здесь развернёт. Успокойтесь, – как могла, я утешала бедную женщину.
Дед Николай лежал в своей небольшой комнате, накрытый до головы белой простынёй. В комнате было темно, и лишь у иконы горела лампадка.
– Солдатик, иди, поешь, – пригласила молодого сержантика баба Лиза, пока я провожала Вадима по делам службы.
– Ну что, проводила начальство? Маргош, что же теперь будет?
Пока я успокаивала бабу Лизу, совсем стемнело. Тут она вспомнила, что кто-то должен сидеть с покойником до рассвета.
– Это так положено? – удивилась я, – первый раз о таком обычае слышу.
– Какие в городах обычаи? – тяжело вздохнула баба Лиза, – надо посидеть с ним, пока его душа успокоится и отлетит с миром туда. А что, ты боишься покойников? – спросила она меня.
– Никого я не боюсь, правда, я никогда почему-то не боялась покойников. Да и как говорится? Надо живых людей бояться. От них все беды.
– Вот, вот, Маргошенька, тогда пойди, посиди у старика. Отдай ему последнюю дань. А я пока вещи ему приготовлю. Пиджачок у него совсем старенький, надо зашить. Рубашечку белую найти, да и так, по мелочи надо всё к погребению приготовить. Потом сменю тебя.
– Что вы так переживаете? Давайте завтра я всё куплю, что нужно для погребения.
– Да нет, милая, на тот свет в своём удобней. Не переживай.
– Хорошо, хорошо, – я не стала спорить и побрела в комнату с уставшим от этой жизни Николаевичем.
Взяв с собой Машин плед, я укуталась в него и села в кресло, которое стояло в углу в ногах умершего. Думая о жизни старенького Николаевича, я вспоминала всё, что знала о нём по рассказам Маши. Добрый, отзывчивый был человек. Прошло пару часов моего сидения. За дверьми комнаты слышались шаги и вздохи бабы Лизы. Спустив ноги с кресла, закутанная в шаль, я вышла из комнаты:
– Баба Лиза ничего, если я на несколько минут отойду? – спросила я заплаканную женщину.
– Марго, давай солдатика попросим посидеть, какая ему разница, где дремать. А потом я его сменю.
– Полицейский он, баба Лиза. Хорошо, – махнула я рукой и вернулась назад обуть тапочки и оставить плед.
Присев в кресло, я всунула холодные ноги в теплые мягкие тапочки. Спина, уставшая за день от побоищ, заныла, я прислонилась на мягкую спинку кресла. Моё сознание отключилось, как мне показалось, всего на одну минуту. Тем временем баба Лиза тихо разбудила дремавшего на кухне сержанта.
– Сынок, слышишь, сынок, – пойди, поспи в той комнате, не боишься покойников?
Молодой человек замотал головой. Ему, наверное, было всё равно, где дремать, лишь бы его не трогали. Как говорится, солдат спит, а служба идёт. Он тихо вошёл в комнату и сел в кресло у противоположной стены, напротив кровати деда Николая.
Вскоре, видно, от того, что я заняла неправильное положение в кресле, мою ногу свело судорогой. От боли я резко вскрикнула, не зная, что в комнате нахожусь не одна.
– Ой! – я встала с кресла и, чтобы поправить плед, подняла руки вверх, на которых он повис.
В эту секунду я увидела, как с кресла напротив соскочил молодой парень и с криком: – Он живой! – выбежал из комнаты. От испуга и невыносимой боли в ноге я так и осталась стоять с поднятыми руками.
– Кто живой? – услышала я голос бабы Лизы. Послышался скрип осторожно открываемой двери и тут же глухой удар, говорящий о том, что дверь быстро закрыли с другой стороны.
– Свят, Свят, – повторяла бедная женщина. Тут до меня дошла вся суть происходящего, и я, превозмогая боль, двинулась к выходу из комнаты. Но тут дверь приоткрылась, и в проёме показалась заспанная и удивлённая физиономия сержанта. Увидев меня, он тут же захлопнул дверь и прокричал изменившимся голосом:
– Он живой, говорю же, идёт сюда!
Здесь мне стало понятно, что дело может закончиться смертоубийством. Я осторожно подошла к двери и на всякий случай стала со стороны стенки, чтобы, не дай Бог, недосмотревшему страшных снов мальчишке не вздумалось стрелять по живым мертвецам.